— Сладил, да? — захныкал Генка. — Силу девать некуда, да? — И тут же, без всякого перехода, закончил неожиданно бодрым голосом: — Слушай, Китяра, а как ты смотришь на то, чтобы задержать с поличным двух бандюг?
— Это кого же? Не золотозубого ли с его приятелем? — В голосе Кита насмешка была явной, и Муха увильнул от правдивого ответа.
— Да нет, — словчил он, — это я так... на всякий случай. Ведь нам с тобой сегодня патрулировать по городу. Мало ли с кем доведется встретиться.
— А почему же именно двоих?
— Так нас же двое!
— Ну, если так...
«Клюнул!» — обрадовался Муха.
— Вот что, — заторопился он, — я на минутку заскочу в штаб за красными повязками и уточню наш маршрут. А ты поскучай пока здесь. — И Генка подтолкнул Кита к скамеечке возле автобусной остановки, напротив штаба, а сам юркнул в ворота кремля, где весь первый этаж колокольни был отдан городскими властями в распоряжение дружинников. Костя, усевшись на полосатую скамейку, непроизвольно принялся мурлыкать уже знакомую нам песенку: «Эх, да не кочегары мы, не плотники...»
Не успел Кит и глазом моргнуть, как перед ним возник лучезарный лик образцового дружинника. На левом рукаве Генкиной спортивной курточки алела повязка с броской вязью «Дружинник». Вторую, точно такую же, повязку Муха держал в правой руке.
— Надевай! — протянул он ее Киту.
— Но ведь я не имею на это права.
— Надевай, разрешение получено. Начштаба Боря Курочкин в курсе. Он дал «добро».
Косте осталось лишь повиноваться.
— Ладно, — покорно вздохнул Кит, нацепляя повязку, — показывай маршрут.
— Это мы мигом! — И Генка весело зашагал к морянскому «Бродвею», где по вечерам всегда шумно и толкотно от прогуливающихся модников. Здесь фигуряют патлатые мальчики в расклешенных брючках и девочки в юбках-колоколах, с вавилонскими башнями на голове. Центральная — Советская улица упирается одним концом в Морской садик. Сюда-то и прокладывал курс новоявленный Шерлок Холмс, а за ним следовал ничего не подозревающий Кит.
Генка вышагивал, по-петушиному выпятив грудь и задрав подбородок выше носа. Кит следовал за ним, словно привязанный на веревочке. Прохожие, не обращая внимания на Генкину повязку, нахально перли на храброго командира патруля, но, наскочив на его подмогу, отлетали в сторону. Остановившись на почтительном расстоянии, патлатые мальчишки с уважением разглядывали могучие Китовы плечи. Костя смущенно покашливал. Наиболее смелые девчонки пытались вступить с патрулем в шутливый разговор.
— Эй, дядечка, достань с неба звездочку! — бросила Косте одна нахальная егоза. Кит отвел глаза в сторону. Щеки его стали пунцовыми. Зато Генка не растерялся.
— А ну, петушиный хвост, — цыкнул он на задиру, — не мельтеши, люди при служебных обязанностях!..
И девчонка стушевалась.
Кит любовался старинными добротными домами, с атлантами и кариатидами по фасадам, с каменными львами на мраморных ступенях, парадных.
— Горисполком, — пояснил Генка, — бывшая купеческая биржа... А это — партпрос. А подъезд рядом — отделение Союза художников...
По зданию драмтеатра Кит скользнул равнодушным взглядом. Оно строилось еще до революции, вернее, перестраивалось, так как поначалу меценат-рыбопромышленник решил здесь отгрохать общественную баню, но вдруг передумал, и здание, почти готовое, было переоборудовано под театр. В результате такого вот полета фантазии миллионера, главную улицу Морянска и украсил кирпичный урод, внешними очертаниями похожий на динозавра. Правда, в тридцатые годы урода модернизировали, что-то подстроили, что-то пригладили, но красивее от этого здание не стало.
Соседствует с драмтеатром современная многоэтажная громада Дома актера. Дом этот нелеп и помпезен уже по-современному. Стены его отделаны битым стеклом, при солнечном и лунном сиянии они переливаются и играют всеми цветами радуги. Рядом с этим чудом современной архитектуры и разбросал свои густые аллеи Морской садик. Скорее все-таки это тенистый сквер, а не садик, с величественным памятником посредине. Но морянцы упорно величают его садиком, и ничего с этим не поделаешь. Памятник поставлен на братской могиле моряков, погибших в гражданскую войну при защите города от банд Деникина и местных казачьих атаманов. Скульптор соорудил памятник в виде океанского маяка, озаряющего своим светом бесконечные дали. Четырехгранная основа его украшена спасательными кругами, адмиралтейскими якорями и реями, на которых вьются боевые вымпелы. По бокам маяка, с восточной и западной стороны, установлены две морские скорострельные пушки...
Сюда-то и привел командир патруля своего великорослого брата. Отдыхающих было немного. На скамеечке у входа поблескивал стеклами пенсне седобородый пенсионер в бесформенной соломенной шляпе.
«Наверное, академик! — подумал Генка. — И шляпа, как. у академика, и туфли парусиновые».
У ног «академика», поджав под себя задние лапы, сидела каштановая такса. Склонив голову слегка набок, она посматривала умными смышлеными глазами на хозяина. «Тайна профессора Доуэля! — пронеслось в Генкином мозгу. — Мировое открытие. Сенсация номер один!»
Постояли у пушек. Генка — бездумно, Костя — торжественно-задумчиво. Повернули влево, пошли по радиальной аллее. Под могучими ветками раскидистой акации на узенькой скамеечке сидели две девушки лет по четырнадцати-пятнадцати. Увидев их, Генка остолбенел.
— Ты чего? — спросил Кит.
— Она!..
— Кто «она»?! Королева английская?
— Да нет же, Нюська Иночкина!
— Которая? Та, что с косами, или подстриженная?
— Которая с косами...
— Так подрулим к ней, познакомимся.
— Что ты! — ужаснулся Генка, — ведь это же Нюська! Давай лучше спрячемся от нее.
— Ну, если ты хочешь... — Кит недоуменно округлил глаза. — А я бы...
— Ты бы! Ты бы!.. — передразнил Генка брата, — знал бы ты ее, не стал бы так безответственно молотить языком.
— Не понимаю, — вздохнул Кит, — девочка ему нравится, а он от нее — лататы на три версты.
— Да разве ей нужны такие, как я. — Чуть не со слезами пояснил Муха. — Ей... ей настоящий герой лишь пара! А ты хочешь... — И Генка печально опустил голову.
— Ну, если вопрос поставлен ребром, тогда давай совершим подвиг! — И Кит решительно двинулся в обход по скверу.
Все дышало покоем: «академик» продолжал вести безмолвную беседу с «профессором»-псом, в сторонке от них несколько молодящихся бабушек вязали наимоднейшие кофточки, а их внучки прыгали через веревочку. Мирно о чем-то беседовали девушки. Нет, спасать никого не требовалось, задерживать тоже. Разве что вон тех красноносых алкоголиков, соображающих очередную бутылочку на троих. Но и они, увидев красные повязки, поспешно ретировались.
— Ничего, — утешил Кит своего приунывшего брата, — мы еще себя покажем. Нюська Иночкина не раз пожалеет, что относилась к тебе без должного внимания...
— Еще пожалеет, — как эхо откликнулся Генка, сердито двигая ушами. Когда Муха, выходил из себя, он, желая стать грозным, пыжился, надувал щеки и начинал двигать ушами. И получалось не грозно, а смешно. Костя при всей серьезности сложившейся ситуации не смог сдержать улыбку. Хорошо еще Генка ее не заметил!..
Снова прошлись по Советской, но нарушений порядка и тут не обнаружили.
Смеркалось. В низкое, по-южному синее небо выкатилась медная тарелка луны. Пенсионерки с внуками и внучками разбрелись по домам, лишь «академик» с другом-«профессором» продолжали вести задушевный немой разговор. Костя с Генкой кивнули «ученым», как давним знакомым. «Академик» в ответ вежливо приподнял шляпу, а «профессор» умильно вильнул хвостом. Нюська Иночкина по-прежнему что-то весело рассказывала подружке. Генка нервически мотнул головой, но они и бровью не повели: то ли не заметили, то ли сделали вид, что не видят бравого дружинника. Еще более опечаленный Муха шмыгнул в соседнюю аллею. Присели на свободную скамью. Киту по-настоящему было жаль брата, но чем помочь ему в столь деликатном вопросе, он не знал и потому грустил тоже.