И все–таки беспокойство о судьбе Розалии меня не оставляло. Я опасался, что под влиянием чувства она может совершить какой–нибудь необдуманный поступок и подвергнуться либо насилию со стороны своего опекуна, либо всеобщему осуждению католических филистеров. К тому же меня оскорбляло сознание того, что она вынуждена постоянно подвергаться домогательствам Детлефса и, более того, уступать им. Устроившись на новом месте, я уже мог принять на себя ответственность за ее судьбу. С этой мыслью я однажды и отправился в Санта — Фе.
Выехав в наемном экипаже на знакомую улицу, я обратил внимание на странные и зловещие изменения, которые претерпел облик окружающих зданий. Беленые фасады были сплошь испещрены следами пуль, из окон по стенам кверху поднимались языки копоти. Под колесами и копытами мулов хрустело битое стекло. Особенно свирепому разгрому подверглось здание «Дрезднер банк». Двери в нем были сорваны с петель, в полумраке вестибюля угадывались груды перевернутой мебели. Всюду порхали обгорелые листы бумаги. У дома торчал военный патруль. Сердце мое болезненно сжалось в предчувствии недоброго. Начальник караула, усатый сержант, к которому я обратился за разъяснениями, вначале отказывался со мной разговаривать, ссылаясь на военную тайну, но несколько золотых быстро развязали его язык. Оказалось, что на банк совершили налет неукротимые заговорщики Петя Кока (или Педро Коко, как его называл сержант) и его пособник Лентяй. Они уже успели совершить в Тукумане немало злодеяний, но затем для продолжения преступной деятельности им понадобились деньги. Поскольку в тукуманских правительственных учреждениях таковых обычно не имелось, да и местным предпринимателям их покровители–генералы никак не позволяли как следует разбогатеть, то естественно, что взоры злоумышленников обратились к «Дрезднер банк» и произошел налет. Он был осуществлен с присущей этим преступникам дерзостью и зловещей фантазией. Лентяй, устроившийся мойщиком посуды в ближайший ресторан, откуда Детлефсу в банк носили обеды, заложил бомбу в судок с предназначавшимся для банкира телячьим суфле. Подняв крышку, Детлефс привел в действие взрывное устройство и в мгновение ока лишился головы, которая в клубах вонючего дыма, дико вращая глазами, с грохотом вылетела из кабинета в вестибюль, где насмерть перепуганные клерки в ужасе попадали из–за столов. Взрыв послужил сигналом для налетчиков — в узкую улочку ворвался фургон, запряженный четверкой гнедых лошаков. В задней части фургона на вертлюге была установлена крупнокалиберная митральеза, снятая заговорщиками с японского миноносца, севшего на мель у тукуманских берегов. Сидевший за митральезой Петя Кока поворачивал ее во все стороны, одновременно со зверским лицом вращая рукоятку стрельбы. Улица наполнилась грохотом выстрелов, щелканьем, визгом и воем рикошетирующих пуль. Лентяй, стоя державший вожжи, время от времени запускал руку в бездонный карман штанов, извлекал оттуда ручную бомбу и с гиканьем швырял ее в первое попавшееся окно. Весь квартал оцепенел от ужаса. Петя Кока с двумя револьверами в руках и мешком в зубах ворвался в помещение банка и открыл ураганную пальбу поверх голов служащих, которые, не успев встать, тут же опять повалились на пол. Перемахнув через барьер, Петя Кока отшвырнул в сторону один из револьверов, в котором кончились патроны, взял в руку мешок и, обретя вновь способность разговаривать, распорядился открыть ему сейфы и ссыпать оттуда в мешок деньги. Эти требования он подкреплял свирепой божбой и угрозами, леденившими кровь. Получив наполненный мешок, бандит беспрепятственно покинул помещение, произведя перед этим ряд прицельных выстрелов по всем бутылям, цветочным горшкам и другим бьющимся предметам. Затем с улицы послышалось гиканье Лентяя и цокот копыт. Бухнули два запоздалых взрыва, и все стихло. Тукуманское отделение «Дрезднер банка» перестало существовать.