Остолбеневший Лёха сглотнул ком в горле. Толстуха не двигалась и не моргала. Одна рука за спиной. С неба, изрезанного проводами, глазела любопытная луна. Её отражение плескалось в лужах, сморщенных от ветра.
Воняло гнилью и рекой. И зачем переехал сюда? Жил бы себе в Кавасаки. А ещё лучше - в родной Самаре, на берегу Волги-матушки.
Губы парикмахерши расплылись в хищной улыбке. Парня прошил холод. Секундой позже бейджик на груди японки блеснул её именем «Мири Китагава».
Опять эта Китагава!
Ветер взвыл заунывно и обречённо.
Стоило толстухе вытащить из-за спины ножницы, у Алексея в венах застыла кровь. Такими кусты в самый раз подстригать, а не волосы.
На лезвиях ржавчина. Или...
Японка осклабилась и сделала шаг. Черты лица заострились. На резко очертившихся скулах, под кожей, поползли черви.
Намокший под дождём Лёха метнулся прочь, обратно к кобану. Следом побежала толстуха, топая как табун лошадей.
Сбившееся дыхание рвало горло. В груди бухало сердце. И кто наложил камней в рюкзак?
Несмотря на излишек веса, упитанная парикмахерша не отставала. Ножницы щёлкали, будто жвала гигантского насекомого.
А кто-то ещё говорил, что Япония - безопасная страна!
Алексей хотел кричать. Но не мог.
До полицейского участка оставались считанные метры, когда распахнулась дверь и вышел приземистый японец. Луна сверкнула в его очках и запуталась в грязных патлах. Знакомая ухмылка.
Молодой и старый Сатоши Кириджима, с плаката и вживую, таращились на беглеца.
Лёха замер.
Два удара сердца, жар в затылке - и щелчок. Боль ошпарила шею. В голове словно бомба взорвалась...
*****
Нахохлившиеся вороны рвали пакеты с мусором. Неподалёку суетились японцы: трое подвыпивших сарариманов, распатланная нищая с такояки в руке, строитель в замазанных краской, серых шароварах и худющий как жердь полицейский.
- Подскользнулся.
- Прямо под поезд!
- Бедный гайдзин...
Конец