Но беспокойные соседи, со своей стороны, не только рвались в бой. Сквозь раскосый прищур они внимательно взирали на то, как живет шанское государство — и многое из увиденного им нравилось. Даже во время боя: не только приходилось признать силу царской армии, почувствовав ее на себе, но нельзя было и не восхититься тем, как изготавливался к атаке длинный ряд колесниц, с их стремительными стройными конями, попавшими сюда неведомо из каких краев, с воинами в блестящих доспехах, в высоких шлемах с ниспадающими на плечи длинными плюмажами. В мирное же время варварский глаз изумляли достижения шанской цивилизации: высокие стены городов и дворцы за ними, изящные безделушки (явно наделенные магической силой) и шелка. Радовали те щедрые дары, которыми наделял ван беспокойных вождей за периодические изъявления ими покорности — пусть эта процедура была скорее внешней. Тогда же можно было налюбоваться на достойную восхищения шанскую столицу и царские чертоги. Можно было и хлебнуть винца — оно уже появилось в Шан, но только не виноградное, а изготовленное из риса, проса или ячменя. Правда, в широкое употребление оно еще не вошло, им угощали предков во время ритуальных действ — после чего угощались и сами.
Общей стратегической линией внешней шанской политики было по возможности мирное сосуществование и по возможности бескровное приобретение новых территорий (тем более что это не было самоцелью). Шанцы и окрестные племена иногда были и союзниками: владетели из второй зоны вовлекались в шанские усобицы, или совершались совместные походы вовне — ради такого дела варваров никогда не приходилось долго уговаривать.
У племенной знати появлялись дополнительные возможности приглядеться к тому, как организовано шанское общество — и она извлекала много полезного для себя. Быстрыми шагами шел процесс трибализации — превращения племен и племенных объединений в протогосударственные, а затем и в более солидные структуры. Их население все чаще предпочитало переходить на более цивилизованное ведение хозяйства. Особенно преуспевали в этом племена чжоусцев, населявших правобережье среднего течения Хуанхэ — очень скоро мы увидим, как они станут китайцами номер один, образцом для подражания на протяжении многих веков.
Пока же эти соседи, преклоняясь перед шанской военной силой и шанской культурой, утверждались в представлении о могуществе обожествленных предков ванов, которые, несомненно, деятельно помогали своим ныне здравствующим потомкам. С одной стороны, племена тоже начинали почитать этих чужих предков — шан-ди, с другой — перенимали ритуалы общения с собственными ушедшими в мир иной отцами и дедами. Подобные верования всегда бытовали и у них, сочетаясь с перенятым у монголов поклонением Небу и светилам.
Знаменательное явление: для того, чтобы укрепить узы вассальной зависимости, ваны все чаще выдавали девушек царского рода, иногда даже своих дочерей за наиболее могущественных вождей. Ну-ну…
…А за пределами третьей зоны, особенно на западе, пока обитали преимущественно призраки и бесы.
ПАДЕНИЕ ЦАРСТВА ШАН
О происхождении и ранних веках племен чжоусцев мы знаем немного. В поздних пересказах дошло предание, отнесенное авторами к временам упоминавшегося уже легендарного царства Ся. Оно гласит, что некая Цзян наступила на след великана, и вследствие этой невольной оплошности у нее родился мальчик. Когда он вырос, то проявил невиданные способности и изобретательность в земледелии, за что правитель Шунь (которого самого мать зачала, увидев на небе радугу) наградил его титулом Хоу-цзи — «князь проса».
Его потомки, блуждая по землям будущего Китая, в конце концов прочно осели на берегах притока Хуанхэ реки Вэй (район современного города Сиань в провинции Шэньси), подчинив себе вскорости окрестные племена. С этих пор начинается временное пространство, исторически более-менее достоверное.
Вождь чжоусцев Дань Фу женил своего младшего сына (объявленного, однако же, наследником) Цзи Ли на дочери шанского аристократа. Вступив со временем на отцовский престол, Цзи Ли жил в дружбе с Шан и получил от вана почетный титул Си-бо — «правитель Запада». А его сын Чан до сих пор известнее каждому китайцу как великий правитель Вэнь-ван. Иероглиф «вэнь», который включили в его имя посмертно, означает «просвещенный».
При нем и под его мудрым руководством чжоусцы стали перенимать культуру Шан, не выдергивая из нее только то, на что глаза загорятся (как поступают подлинные варвары), а стараясь усвоить во всей ее полноте. В бой чжоуские воины мчались теперь на колесницах, было налажено производство бронзы и бронзовых изделий, широко применялась письменность. Чжоуская знать перенимала у шанских собратьев по классу их образ жизни. А старинная покровительница шелкового ремесла «ткачиха» Чжи-Нюй даже получила от чжоусцев прописку на небе, став прекрасной «звездой Ткачихи», известной нам как Вега.