Протестанты получили разрешение построить скромную часовню всего двадцать лет назад. Это было небольшое простое белоснежное здание. Сюда заглядывали в основном британцы и американцы, хотя привечали протестантов любой национальности. И на ровной площадке чуть ниже часов с лужайкой, мягко затененной деревьями и огороженной толстыми каменными стенами, находилось Старое протестантское кладбище.
Здесь было прохладнее, чем на улице. Слабый морской ветерок касался верхушек деревьев, хотя листья почти не шуршали. Надгробия, видневшиеся из травы, и таблички на стенах были больше, чем он ожидал, некоторые аж шесть футов высотой. Надписи, очевидно высеченные местным каменщиком, казались немного грубоватыми, но все имели одну общую черту: это были последние свидетельства о тех, кто прибыл на далекий остров и ушел из жизни, не успев вернуться на родину.
Участники Ост-Индской компании, голландские морские капитаны, американские торговцы, их жены, иногда их дети – все они ушли вдали от дома.
Некоторое время Джон Трейдер сидел на камне, затем прошелся по траве, читая надписи на надгробиях. На одной из стен он заметил мемориальную плиту. Некий лейтенант Фредерик Вестбери, служивший в Британском военно-морском флоте, умер в ходе боевых действий, и о нем скорбела вся корабельная команда. Моложе, чем Трейдер сейчас. Плита была довольно большой, так что товарищам по команде лейтенант, должно быть, нравился.
Трейдер задавался вопросом: установили ли убитые горем родные этого юноши еще один памятник в какой-нибудь деревенской церкви в Англии? Он решил, что да. И тогда ему пришла в голову мысль: если бы он сегодня умер, появилась бы здесь мемориальная плита? Талли позаботится об этом? Бог его знает. Но совершенно ясно, что ни в одной деревенской церкви в Англии никаких памятников не предвидится.
Его никто не станет оплакивать. Да и помнить-то будет лишь жалкая горстка людей. Чарли Фарли загрустит и захочет написать соболезнования, но, увы, их на самом деле некому адресовать.
Внезапно тени деревьев, вместо того чтобы приносить долгожданное облегчение от жары, навеяли печаль. Трейдер почувствовал невыразимую грусть и медленно побрел к камню, на котором сидел раньше. Там он обессиленно сел и опустил голову. Хорошо, что рядом никого нет, так как, к своему удивлению, Трейдер обнаружил, что в глазах у него стоят слезы.
Он пробыл там двадцать минут, и, слава Богу, слезы окончательно высохли к тому моменту, как рядом раздался голос:
– Приветствую, мой юный друг! – (Трейдер поднял глаза и увидел Рида.) – Вы выглядите подавленным, – заметил Рид.
– Нет, не особо.
– Приятное место, не так ли? Я часто гуляю здесь. Как ни странно, я как раз думал о вас. О том, что вы мне сказали во время нашей первой встречи.
– И что же это было?
– Помнится, вы признались, что обременены долгами.
– Ох! Я так сказал?
– Полагаю, ситуация усугубилась с учетом, что торговля остановилась, а весь опиум уничтожен.
– Но нам сказали, мы получим компенсацию, как вы и сами знаете.
– Это будет чертовски долгое ожидание. Тем временем наверняка капают проценты.
– Все верно.
Рид посмотрел на него по-доброму:
– Я могу заплатить проценты за вас. Вы позволите?
Трейдер уставился на него в изумлении:
– Но… мой Бог! С чего вдруг? Вы даже не знаете размера моего долга.
– Я представляю себе масштаб вашей деятельности. У меня есть неплохая идея. – Перспектива, похоже, нисколько не смутила американца. – Вы не такой плохой парень. А я уже много лет не делал никому добра. Вернете позже. Когда сможете. Спешить некуда.
– Но, Рид, я занимаюсь торговлей опиумом! Вы же сами говорили, что это грязный бизнес.
– Знаете, Трейдер, как говорят: инвестируйте в человека. Возможно, вы начнете торговать чем-то другим. – Он усмехнулся. – По всей вероятности, придется.
– Вы невероятно добры, Рид, но я не могу позволить вам…
– У меня есть деньги, друг мой, – тихо произнес Рид и широко улыбнулся. – В достаточном количестве, чтобы моя жена захотела выйти за меня.
– А если не смогу расплатиться с вами?
– Тогда… – Рид одарил его очаровательной улыбкой, – жене достанется меньше после моей смерти.
– Я не знаю, что сказать.
– Еще кое-что, Трейдер. Как насчет обеда у меня завтра? Моя квартирная хозяйка великолепно готовит.
Миссис Виллемс, вдова, жила в домике, отделанном голубой штукатуркой, на тихой улочке примерно в пятидесяти ярдах от старой иезуитской артиллерийской установки. В саду позади дома был пруд с лилиями. Дом принадлежал миссис Виллемс, а сад – ее белому коту, у которого нужно было испрашивать разрешение, если вы хотели посетить пруд с лилиями.