Гуджаратские султаны боролись с кланами воинов-раджпутов, засевших в своих горных замках, не желая, впрочем, тратить много средств для их насильственной исламизации. Гуджарат стал не только центром торговли в Индийском океане, но и «мастерской Индии», где многочисленные ремесленники и крестьяне-надомники изготовляли ситцы и шелковые ткани, расходившиеся по миру.
Правители Делийского султаната некогда гордились тем, что после монгольского завоевания Ирана и Ирака им удалось сохранить ислам в чистоте и добиться его распространения. Впрочем, Делийский султанат был разорен Тимуром как «страна плохих мусульман», не проявивших должного рвения в распространении истинной веры.
Однако на протяжении XV в. в Северной Индии не существовало мусульманского государства-гегемона, каким позже станет империя Великих Моголов. Этот век принес Индии экономическое и культурное процветание. Правители состязались друг с другом в меценатстве и строительстве, шел интенсивный поиск культурного синтеза, появились синкретические учения (бхакти, ранний сикхизм), в которых провозглашалось равенство людей перед богом, отвергались нетерпимость и формализм традиционных учений, выражались сомнения в кастовом строе, в роли мулл и брахманов. Новые идеи были порождением городской среды, откуда выходили учителя (гуру), творцы религиозных систем, почитаемых приверженцами разных конфессий. Религиозно-философские песнопения индийских гуру творили литературные языки из диалектов Северной Индии — гуджарати, панджаби, бенгали.
Основными соперниками, претендующими на лидерство в мире «старого ислама», в этот период были Тимуриды, конфедерации Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, султаны Египта и турки-османы. Всех их можно назвать «военными ксенократиями»: властная военная элита была инородной по отношению к основному населению.
Войско египетского султана комплектовалось из рабов-мамлюков. Молодых невольников привозили в Египет, где они принимали ислам и получали военную подготовку. Иногда мамлюки обретали свободу и могли заводить семью, не имевшую, правда, полноценного официального статуса, ибо подлинной семьей они считали своих однополчан, спаянных преданностью хозяину-эмиру, который их купил, обучил и отпустил на волю. Лишь прошедший рабство и военное обучение мог стать мамлюком, их дети не могли наследовать их статус.
Такая система имела преимущества: военные держания икта (переадресованный получателю государственный налог с определенного числа крестьян или деревень) возвращались к султану по смерти иктадара, и казенный земельный фонд не переходил в частные руки. Но поэтому иктадары не вкладывали средства в земли, находившиеся во временном пользовании, а старались выжать из крестьян-феллахов как можно больше, добиваясь их прикрепления к земле.
Поначалу мамлюки в основном поступали из кыпчакских степей, и они говорили на тюркских языках. Но по мере исламизации этих краев их приток сокращался, порабощать единоверцев было нельзя. Мамлюками становились руми (греки, венгры, балканские славяне), но больше всего ценились джаркис — «черкесы», так обозначали жителей Северного Кавказа. С началом правления черкесских султанов (1382) джаркис монополизировали важные должности.
Летописцы склонны были противопоставлять «хороший» тюркский период «плохому» черкесскому, когда все важные должности доставались лишь землякам султанов и эмиров, вопреки этике мамлюков и принципам военной меритократии. Пережив нашествие Тимура на Сирию, султаны уже не вели больших войн. Служба мамлюков делалась все привлекательнее, а их притязания все возрастали.
Военной ксенократией во многом была и держава Тимура. «Сотрясатель вселенной», убежденный в единстве тюрок и монголов, претендовал на господство над миром, когда-либо им подвластным (потому и готовил поход на империю Мин). Тимур говорил и о джихаде, упрекал соперников в недопустимой терпимости к неверным, строил великолепные мечети в Самарканде. Но ни Тимур, ни его потомки не могли отказаться от кочевых традиций, которые плохо совмещались с исламом. Сколь ни почитали тимуриды Мекку, их основные помыслы были устремлены в кыпчакские степи, где наследники Чингис-хана мерились силами на пространстве от Алтая до Волги. Кочевники настороженно относились к городской культуре покоренного населения. «В городе даже турецкая собака лает по-персидски», — гласила тюркская пословица, предостерегавшая от утраты кочевой удали.