По китайской теории, от тона do испытывается человеком состояние простора и удобства, от mi — потребность в любви и милосердии, от la — желание молиться, и т. д. Нет сомнения, что отношение слуховых восприятий к зрительным и вкусовым имеет свое психологическое основание и может быть объяснено с точки зрения расположения ассоциационных путей между соответствующими корковыми центрами, так что нельзя от авторов китайской теории музыки отнять глубокой философской вдумчивости и наблюдательности. Но спрашивается невольно, почему у китайцев sol — внушает делать добро, при слушании re испытывается чувство справедливости, а звук la — в разных сочетаниях вызывает религиозное настроение? Отрицать влияние музыки на чувство, образование идей и ассоциаций их в том или ином направлении нельзя, но сомнительно, чтобы у азиатов и европейцев в этом отношении существовало психологическое тожество. Наша погребальная музыка в китайцах не вызывает грустного настроения и мрачных, мыслей, а их — у вас. Влияние музыки на оживление движения у них проявляется относительно слабо, хотя бы она, с нашей точки зрения, была самая развеселая: при звуках оркестра их не позывает, напр., танцовать — так, как нас. В Китае танцы являются скорее выражением религиозного настроения, чем веселья: место для них — кумирня; танцуют при шествии богдыхана к алтарю и тому подобных церемониях. Наши танцы ради удовольствия — все равно, под музыку или без нее — китайцы считают крайне неприличным и праздным занятием, попросту неспособностью людей владеть собою и невоспитанностью. Балов в нашем смысле у них не бывает.
Чувственная окраска, сопровождающая ощущения одних и тех же запахов, у китайцев и у нас часто диаметрально противоположна. При пекинском дворе недоразумения вследствие этого особенно заметны: китаянки душатся, напр., камфарными, мускусными, сандаловыми и т. п. эссенциями, от которых мутит дам европейских посольств, придерживающихся своих излюбленных духов. Прекрасный пол Срединного царства, наоборот, ощущает эти последние запахи как нечто самое неприличное и возмущается открыто, затыкая себе нос. Говорят (И. Коростовец, op. cit., стр. 7), китайцы чрезвычайно не любят запаха керосина, жареного кофе, нашатыря и мн. др. В Китае ящики, сундуки, этажерки, комоды и т. п. вещи делаются из разных местных ароматических древесных пород, и торговцы, желая угодить покупателям, предлагают самые что ни на есть пахучие. Шкатулки, ящички для платков, коробочки для визитных карточек и прочие предметы, которые я привез из Китая в Петербург своим знакомым дамам, к моему огорчению не произвели приятного впечатления и не находили себе применения, пока не выдохлись. “Все бы хорошо, — говорили мне, — но противный запах, ничего положить нельзя"... А как восторгаются этими же вещами китаянки! Вонь в китайских проулках, около базаров и всюду между постройками в густо населенных местах с силою бьет в нос каждому прохожему европейцу, случайно забравшемуся в чуждую ему обстановку. Порою его обдает с кухни таким зловонием от чесноку, кунжутного масла и всякой всячины, что он едва не падает в обморок. А между тем китайцы закусывают тут же за веселой беседой, не обращая на вонь ни малейшаго внимания, и к удивлению нашему смотрят бодрыми и здоровыми.
II.
В психологии всякого народа многое объясняется характером пищи и оправдывает пословицу: “Der Mensch ist was er isst". Необычайное миролюбие китайцев находит себе до некоторой степени объяснение в крайнем вегетарианстве населения Срединного царства, поражавшем европейцев с самаго первого знакомства со страною. В пищу, приготовленную до чрезвычайности неопрятно и на наш взгляд крайне непривлекательно, идут у них, главным образом, рис, ячмень, просо, кукуруза, капуста, картофель, лук, чеснок, разные местные овощи, травы, коренья, плоды, при чем употребляются в изобилии кунжутное, бобовое, конопляное и др. масла и мало соли. В большом ходу разные посолы и маринады. Если не считать рыбы, черепах, трепанг, каракатиц и вообще водяной фауны, то мясные блюда составляют в общем редкую роскошь. Изготовляемые из мяса разных домашних животных и птиц, они в китайской кухне приобретают своеобразный вкус.
В Китае нет дойных воров, а потому отсутствуют все наши молочные продукты. Хлеб и соль на стол не подаются; супов, подобных нашим, нет, — начинают обед со сладкого. У богатых на званых обедах бывает до двадцати-пяти разнообразнейших блюд, не ложащихся, однако, тяжело на желудок, вследствие преобладания растительных продуктов и замечательной воздержности людей в отношении спиртных напитков. Среди китайцев поразительно много поваров по призванию, которые, служа у богатых и знатных лиц, изощряются в изготовления обеденных блюд до крайности. Пособием служат им в барских домах кулинарные книги, подобные нашим. В меню фигурирует, помимо знакомых вам пищевых средств, немало оригинального, хотя бы пресловутые ласточкины гнезда, плавники акул, жареные шелковичные черви, тухлые яйца и т. д. Пиров, однако, в нашем смысле в Китае не существует. Ест народ в общем поразительно мало. Очень многие тратят 2-5 коп. в день на пищу — и так годами. Мне бросалось в глаза, что в купеческом сословии нет явных обжор с огромными животами, одутловатыми и синюшными лицами.