VI.
Китайский суд приводит обыкновенно преступников к короткому чувствительному телесному наказанию, в выставлению с колодкой на шее на перекрестке улиц или на мосту — в назидание другим и на прокормление милостью, и, наконец, в административной высылке. Преступник, имеющий престарелых и больных родителей, однако, прощается, как их кормилец; если муж убьет жену, то сын не должен доносить; близким родственникам, живущим не в разделе, разрешается скрывать преступление друг друга, очевидно, чтобы не нарушать добрых отношений в семье, а мужьям и сыновьям дозволяется заменять собой женщин при несении наказания. В Китае имеются тысячи бедняков, которые дают себя бить бамбуком или сажать в тюрьму за деньги, вместо настоящих преступников, чтобы только прокормить семью. Чиновники и грамотные освобождены от телесного наказания. Из двух преступников наказывается строже тот, кто первый дал мысль совершить преступление. Мелкое воровство допускается, и нищие, как шакалы, набрасываются на все, что съедобно, малоценно и удобно для перехвата. Говорят, подкуп судей считается в Китае не особенно предосудительным, во уже необходимость денежной сделки и унизительной мольбы о пощаде есть наказание для виновного и спасение семьи от надзора. Впрочем, закон запрещает тайный подкуп, а допускает открытый денежный откуп за точно определенные мелкия преступления, что часто смешивается авторами, писавшими о Поднебесной Империи, и что не совсем одно и то же.
Если даже согласиться с миссионерами, не в меру строгими критиками невежества народа, что ежегодно, при обычном течении жизни, от смертной казни погибает от 700 до 1.000 человек, то это вовсе уже не так много при 427 миллионах населения. В последнее десятилетие число отрубаемых голов страшно увеличилось, благодаря европейцам, то-и-дело требующим “высшего наказания" за всевозможные проступки. Китайские власти, из трусости, применяют на каждом шагу те статьи законов, которые созданы были, как крайняя мера, более для устрашения, чем для применения. Главное наказание остается — удары по мягким частям тела бамбуком, одним из двух точно определенных по размеру и весу нумеров; число ударов насчитывается от десяти до ста, смотря по проступку. Не следует забывать, что удары бамбуком гораздо менее болезненны, чем нашими розгами. Административная высылка есть, напротив, очень тяжелое наказание для китайца, которому чуждо бродяжничанье; высшее его счастье — семейный очаг и близость праха предков. От преступлений должны удерживать, по мнению китайских правоведов, стыд или страх, — соответственно чему определено и наказание. Обстоятельства, ослабляющие вину, принимаются судом во внимание, и снисхождение допускается очень часто.
Пытки существуют более как устрашающий фактор. Они применяются далеко реже, чем о них пишут; к тому же они не такие зверские, какие были еще так недавно в Европе, и во сие время существуют в Турции и Персии. Так как экзекуция производится публично в суде и на улице, то картина, естественно, производит тяжелое впечатление на европейца. На самом деле допущены законом только пытки в виде тисков для пальцев рук и стон, а смертная казнь совершается лишь однажды в год, всякий раз с ведома богдыхана. При самосуде ограничиваются пощечинами, ударами бамбука, держанием голыми коленами на цепи, редко выщипыванием волос и тому подобными способами причинения боли. Жертвами истязаний делаются, в несчастью, чаще психопаты, сбивающие с толку общество и судью, ничего не понимающих в психопатологии. Обыкновенно преступники, раз они уличены, сознаются сейчас же сами, и нет надобности прибегать в насилию.
Некоторые преступления в Китае чрезвычайно редки, напр. грабежи, убийства в запальчивости, растраты вследствие расточительности, оскорбление младшими старших. Тяжбы о наследстве почти не возникают. Преступность китайцев против личности и собственности очень мала, если сопоставить с общей цифрой населения и сравнить с таковой же преступностью европейцев. Знатоки утверждают, что чувство законности врожденно в каждом китайце. В Китае нет такого огромного количества тюрем, как в государствах Европы, и содержание преступников, уже по причине кратковременности заключения, не поглощает в такой степени заработок честных тружеников. С основными законами страны, правилами морали и церемоний знаком весь народ, и губернаторы, тем более уездные начальники, не занимаются сочинением законов, в виду существующего на этот счет запрета, и океану китайского народа не приходится то-и-дело приспособляться к мнениям отдельных высокопоставленных лиц и прилаживаться к переделкам исторически сложившихся бытовых устоев и заполнять тюрьмы людьми неспособными, в силу своей психической организации, изменить ее. Бегство от суда — явление очень редкое, и в полиции почти нет надобности, очевидно, потому, что в случае, когда преступник скрылся, — берут, держат в тюрьме и могут даже наказать отца или самого близкого старшаго родственника, чего, при почти врожденном сыновнем почтении и благоговении перед родными, не допустит самый деморализованный преступник. С другой стороны, оставить, забыть дом, семью, где вырос китаец, — это не вяжется со всем его психическим складом. Нередко — сын идет в суд просить за отца наказать бамбуком его и суд исполняет просьбу. Судиться вообще считается страшным позором, и закон ставит дело так, чтобы мелкие преступления разбирались и виновные карались старшим мужчиной в семье.