Если кто-то решит нарисовать картину процветающего «Китая мечты», его литературы, философии, искусства, то рано или поздно он столкнется с загадкой реального Китая и, возможно, после длительных и тягостных размышлений потребует от прошлого объяснить настоящее, потребует от настоящего дать ответ будущему. Превозносить прошлое и рисовать будущее легко; изучать настоящее, хотя бы отчасти понять его и привнести немного света в нынешнюю ситуацию — очень трудно. Потому что между славным прошлым и возможным славным будущим пролегает пропасть, и, чтобы ее преодолеть, нужно сначала спуститься, а потом уж подняться. Необходим стойкий реализм, а не наивная вера, трезвая мудрость нужнее пылкого патриотизма, потому что патриотический пыл — это дешевый товар, который можно купить по несколько фэней за фунт, будь то заметка в газете или объявление на стене ямыня. И все это лишь пустая болтовня.
В Китае есть поговорка: «Лучше быть собакой в мирное время, чем человеком во времена смуты». Все китайцы мечтают быть собаками в мирное время, но им не повезло с эпохой. Потому что мы живем в эпоху полного крушения иллюзий и отсутствия веры в революцию. Мэн-цзы говорил, что нет большей печали, чем смерть души, а ныне душа людей воистину мертва. Оптимизм и радостный идеализм 1926 г. уступили место цинизму и разочарованию 1934 г. Махровый цинизм очевиден и в газетных статьях, и в частных разговорах.
Медленно и мучительно приходит понимание того, что чем больше мы меняемся, тем больше остаемся прежними. И хотя поверхностные изменения системы правления происходят, не меняется ее суть, сохраняются коррупция, слабость и некомпетентность власти. И это приводит в отчаяние. Людей Запада, восхищающихся описаниями Китая, сделанными Марко Поло, — величественного и могучего Китая, по его словам, — реальный Китай повергает в шок, а для китайцев такое признание равносильно признанию поражения. Медленно и болезненно люди начинают осознавать, что мы до сих пор находимся под властью феодальных главарей и их неграмотных жен, и сильно повезло тем, кто живет под властью «просвещенного деспота», генерала Хань Фуцюя. Совмещая в одном лице губернатора, судью и адвоката, он порол одного и одаривал сотнями юаней другого. Руководствуясь интуицией и собственными представлениями о физиогномике, он обеспечивал своеобразные правосудие и безопасность. И вдруг люди начинают понимать, что нами правит десяток поддельных монархов, заменивших одного подлинного, и что революция 1911 г. одержала победу только как национальная революция и лишь разбила в пух и прах маньчжурскую империю, оставив после себя руины, обломки битой черепицы и удушливую пыль. Порой приходит мысль, что лучше бы Китай и по сей день оставался монархией. Некоторые сожалеют и о том, что Цзэн Гофань после подавления Тайпинского восстания не пошел походом на Пекин и не восстановил в Поднебесной ханьскую по этносу династию, тем более что у него в то время были грандиозные планы и ему ничего не стоило сделать именно так. Кое-кто уговаривал его так поступить. Но Цзэн Гофань был настоящим конфуцианским ученым и действовал согласно своим моральным принципам, а для возведения на трон новой династии нужен был беспринципный бандит из числа имперских военачальников. Что ж, тем хуже для китайского народа!
Все это — напрасные сожаления! Как можно упрекать за эти сожаления человека, выросшего в Китае в канун его полного развала? Я хорошо помню Китай моего детства. Им плохо управляли, это правда, но то был мирный Китай. Корыстолюбие, коррупция и некомпетентность маньчжурского правительства были такими же, как и у нынешних властей, а некоторые тогдашние чиновники без зазрения совести занимались вымогательством. Однако худших из них лишали должности, предавали суду и наказывали, поскольку тогда еще существовала система правосудия и иерархия власти. Были хорошие губернаторы и были плохие губернаторы, но они были образованными людьми, они не сквернословили, и от них не несло луком, как от нынешних милитаристов. Были хорошие судьи и плохие судьи, которых одни любили, а другие боялись. Но когда кто-либо переходил границы дозволенного, возникали «городские забастовки», об этом докладывали губернатору или императору, а виновных снимали с поста, переводили на другую службу или наказывали по закону. Такова была система, пусть и несовершенная, но все-таки существовало своеобразное правосудие, как его ни характеризуй, в целом царил мир. Тогда не было гражданских войн, бандиты не очень-то бесчинствовали и можно было безопасно ездить из одной провинции в другую.