Все это потому, что в старом Китае не было такой неразберихи, как сегодня. И хотя ставки налогов не были согласованы с представителями народа, они определялись традицией и давно установившейся практикой. Действовал реальный, а не фиктивный Земельный закон, и крестьяне знали, что им полагалось платить весной и что — осенью. Тогда еще не слыхали о налогах на гробы и на свадебные паланкины (юг провинции Фуцзянь), на спаривание свиней, на опорос, на поросят, на кормушки для свиней и на их взвешивание перед продажей, на убой свиней, на подаваемую в ресторане свинину и, наконец, на свиные фекалии (эти налоги известны в Шаньтоу и Ханькоу). Тогда еще не слышно было о налоге на добродетель, благотворительную деятельность, на «социальные нужды» и о «налоге на лень» для тех крестьян, которые не выращивают опиум. В те времена китайским крестьянам не нужно было продавать жен и дочерей, чтобы заплатить налоги, как это приходится делать многим в районах к северу от Янцзы. Солдаты прежде не мешали крестьянам собирать урожай в качестве ответной меры за неуплату нового налога, как это приказал сделать в 1934 г. начальник уезда Фаньюй (провинция Гуандун). Людям не приходилось платить налоги за 30 лет вперед, как теперь вынуждены это делать жители провинции Сычуань. Они не платили за пашню дополнительный налог, который в 30 раз больше обычного налога, как это делается в провинции Цзянси. Крестьян не вынуждали платить налоги, которые превышают все их состояние. И если они не могли заплатить наличными, их не сажали в тюрьму и не избивали плетьми так, что их крики и стоны были слышны всю ночь, как это теперь происходит по ночам в провинции Шэньси. Несчастных жителей Китая, самой неуправляемой страны в мире, затянуло в мощный водоворот перемен, смысла которых они не понимают, однако они выносят все тяготы с привычным неиссякаемым прилежанием и терпением, в конце концов преодолевая все трудности. Да, они станут нищими, когда у них отнимут последний медяк, — у них все равно остается неукротимое стремление работать и жить, они сохраняют врожденное жизнелюбие, и за покладистость и добродушие Бог всегда будет любить китайских крестьян.
Разумеется, в стране, знавшей эпохи величия, произошло полное расстройство государственной жизни, и страна теперь стыдится самой себя. И поскольку душа покинула государственное тело, это тело совершает бессмысленные поступки. Безумие и отмена ограничений, налагаемых общественной моралью и традиционными нормами приличий, ведут к утрате душевного равновесия целой нации. И как будто в приступе безумия каждый руководствуется только узкоэгоистическими интересами. Цель состоит только в том, чтобы приобрести дом и автомобиль, жить в безопасности на территории иностранной концессии и иметь крупный счет в Гонконг-Шанхайском банке. Страна, несомненно, сошла с ума, если некоторые чиновники и попечители Бэйпинского национального музея не отведут жадных глаз от национального достояния, пока не распродадут его тем, кто даст наивысшую цену. А затем эти чиновники положат деньги себе в карманы и будут где-нибудь, скрываться от правосудия, если их все же станут преследовать по закону. Страна, конечно же, сошла с ума, если генерал, который вывел войска из провинции Жэхэ, не попытавшись оказать хотя бы демонстративное сопротивление, вывез своих наложниц и другую движимую собственность на 200 армейских грузовиках, — и Нанкинское правительство его простило! Страна впала в безумие, если генералы бросают свои армии и военное имущество, заботясь лишь о том, чтобы вывезти запасы опиума, потому что за него можно получить золотом, а за золото можно вернуть власть. Страна сошла с ума, если крестьян заставляют высаживать опиум вместо риса, чтобы содержать толпу солдат, никогда не получающих жалованья; если аграрная страна вынуждена ежегодно импортировать миллионы даней риса и пшеницы. И среди этого безумия люди, страдающие от его последствий, не могут сказать «нет» тем, кто ими правит и угнетает их. Разумеется, что-то произошло в политической системе, и нация в целом утратила моральные критерии, понимание того, что правильно, а что нет.