Благодаря договорам об экстерриториальности и великодушному применению европейских сапог против китайских кули, из-за отсутствия закона, который преследовал бы за такое великодушие, утрата национальной гордости породила инстинктивный страх перед иностранцем. Прежняя гордость, достигавшая небес, развеялась как дым. Что касается криков и воплей иностранных торговцев о том, что китайцы могут-де ворваться на территорию концессий, то они лишь свидетельствуют о слабости этих торговцев и о степени их непонимания современного Китая. По поводу того, что европейцы используют сапоги против китайских кули, китайцы всегда испытывали справедливое возмущение. В этом нет никакого сомнения. Но если иностранцы считают, что китайцы дадут сдачи своим менее качественным сапогом, то они глубоко ошибаются. Если бы китайцы так поступили, они были бы не китайцами, а христианами. На самом же деле восхищение достижениями европейцев и страх перед их агрессией теперь обычное явление.
Состояние шока, которое китайцы испытывали не раз, способствовало зарождению ультрарадикализма, что, в свою очередь, привело к провозглашению Китайской Республики. Перемены были столь масштабны, что могли бы воодушевить разве что идиотов или вдохновенных провидцев. Это походило на строительство моста-радуги, по которому, как многие верили, можно попасть прямо на небо. Китайские революционеры 1911 г. и были этими вдохновенными безумцами. После поражения Китая в японо-китайской войне 1894—1895 гг. началась активная пропаганда модернизации страны. В то время были две группировки: сторонники конституции, стоявшие за ограничение прав монарха, и революционеры, которые стояли за республику. Левое крыло возглавлял Сунь Ятсен, правое — Кан Ювэй и его ученик Лян Цичао, который позднее оставил учителя и перешел на левый фланг политического спектра. Долгое время оба крыла вели сражения на страницах эмигрантской печати в Японии, однако вопрос, в конце концов, разрешился не в итоге этих баталий, а ввиду явной беспомощности маньчжурского режима, и китайцы по этому поводу испытывали прилив национальной гордости. За политическим радикализмом 1911 г. последовал литературный радикализм 1916 г., когда Ху Ши положил начало движению за новую китайскую литературу. Затем, в 1926 г., появился на свет идеологический радикализм и образ мыслей учителей почти всех китайских начальных школ обрел коммунистическую окраску.
Итак, Китай разделен на два военных лагеря — коммунизм и реакцию. Между молодым и старым поколениями возникла глубокая пропасть, и это достойно сожаления. Молодое поколение, склонное к размышлениям, считает, что в идеологии и во всей политической системе необходимы самые радикальные преобразования, а сторонники консервативно-реакционных взглядов встали на сторону властей. Нынешние консерваторы и реакционеры выглядят неубедительно, поскольку речь в основном идет о милитаристах и политиканах, чья личная жизнь далеко не соответствует конфуцианским идеалам. Вывеска «Консерватизм» служит лишь для маскировки лицемеров, стремящихся к садистской мести, дающей выход их ненависти к молодежи. Ведь, согласно конфуцианскому учению, надо уважать старость и власть. Яркий свет конфуцианской мысли вдохновил и тибетских лам на поиск у Будды защиты от японской агрессии. Смешение конфуцианских банальностей с обращенной к Будде Амитабе (Амитофо) тибетской молитвой «ом мани падме хум» и тибетскими молитвенными барабанами создает впечатление чего-то сверхъестественного и вряд ли вызовет интерес у молодежи.
Это только на первый взгляд китайский консерватизм сражается с радикализмом. Результат в значительной степени будет зависеть от политических тенденций в Японии и Европе, и споры в Китае проблемы не решат. Если руководители консерваторов не докажут, что могут вывести Китай из кризиса, то Китай, возможно, повернет к коммунизму. Однако, учитывая истинный темперамент китайской нации и то, что широкие массы или читают только по-китайски, или вообще ничего не читают, консерватизм будет существовать всегда.