Итак, мы рассмотрели некоторые особенности китайского мышления. Перед интуицией, не связанной путами научных методов, открыт столь широкий простор, что она порой вырождается в наивное фантазирование. Одни направления китайской медицины основаны буквально на игре слов, другие — на фантастических ассоциациях. У жаб сморщенная кожа, поэтому ее применяют при лечении кожных заболеваний, а лягушки водятся в холодных и глубоких водоемах в горах и потому «охлаждают» разные органы тела. В последнее время шанхайская пресса рекламировала «растение в форме легкого», которое растет в провинции Сычуань и якобы помогает при туберкулезе легких. Такого рода рекламные объявления следуют одно за другим, пока люди не начинают верить, что, например, детям школьного возраста нельзя есть куриные лапки, иначе у них появится дурная привычка рвать книги.
Мистическую силу доверия к словам можно наблюдать в разных областях жизни. Мы здесь не говорим ни о логике, ни о здравом смысле. Мы обсуждаем проблему возрождения первобытной психологии, которая воспринимает реальную действительность в неразрывном единстве с якобы населяющими ее фантастическими образами, причем реальное принципиально неотделимо от фантастического. Летучая мышь и олень — любимые животные, которые изображаются на вышивках, потому что слова «летучая мышь» и «счастье» звучат одинаково. «Олень» и «чиновничья власть» тоже звучат одинаково. В Китае жених и невеста после свадебной церемонии должны во время совместного ужина съесть блюдо, приготовленное из свиного сердца, что приводит к «единению сердец» и согласию между супругами.
Трудно сказать, чего здесь больше — искренней веры или шутливой фантазии. Некоторые запреты соблюдаются строго. Если во время обеда в лодке вы перевернете рыбу на тарелке, лодочник встревожится, опасаясь, что, согласно примете, лодка перевернется. Он не знает, есть тут какой-либо резон или нет, но «люди так говорят», и он не намерен проверять, так ли это. Его сознание существует на границе реальности и фантазии, переплетенных между собой, как в волшебном сне.
Воображение
Нужно со всей серьезностью постараться вникнуть в эти наивные представления — только тогда можно оказаться в мире китайской фантазии и китайской религии. Под так называемой религией я имею в виду чудесный рай и пекло ада, а также реальную живую душу, а не «Царство Божие внутри нас», бостонских унитариев, или веру в безликую, аморфную «силу внутри и вокруг нас, которая поддерживает праведников» от Мэтью Арнольда (1822—1882; английский поэт и критик. — Примеч. ред.).
Этот воображаемый мир отнюдь не принадлежит одним только неграмотным. Сам Конфуций высказывал некоторые наивные мысли относительно духов, например: «Если кто-то хочет угодить духу юго-западного угла дома, то сначала надо попытаться задобрить духа очага». Он рассуждал о духах легко, непринужденно и увлекательно: «Совершайте жертвоприношения духам шэнь, как если бы они были рядом с вами, уважайте духов гуй, но держитесь от них подальше». Он очень хотел, чтобы духи существовали, при условии, что они дадут ему заниматься своим делом.
Великий конфуцианец Хань Юй унаследовал эту детскую наивность в словах и поступках. Отстраненный от должности, он был отправлен правителем в отдаленную местность близ города Шаньтоу. Тамошние жители страдали от нападений крокодилов, и тогда он написал в возвышенном стиле — а он был выдающимся писателем — «Жертвенную мольбу к крокодилам», которой крокодилы вняли и убрались из тех мест[40]. Верил ли он на самом деле в эффективность своего послания-заклинания? На этот вопрос не может быть ответа. Сама постановка подобного вопроса означает полное непонимание сути дела, потому что ответ Хань Юя мог бы быть таким: «Откуда я знаю, что это правда, откуда вы знаете, что это неправда?» Это агностицизм, открытое признание того, что наш мозг не может разрешить подобные проблемы, и поэтому следует прекратить всякие попытки в этом направлении. Хань Юй обладал могучим разумом, был чужд суевериям. Он написал знаменитое увещевательное письмо, убеждая императора не посылать делегацию в Индию за «костями Будды». Я не сомневаюсь, что когда он писал свою «Жертвенную мольбу», то в душе смеялся над собой. Были и другие могучие умы, более рациональные (такие как Сыма Вэньгун, живший в X в.), которые пытались опровергнуть концепцию буддийского ада, вопрошая, почему китайцы не имели понятия об аде до знакомства с буддизмом. Однако такого рода рационализм вовсе не типичен для китайского менталитета.
40
«Я, губернатор, получил веление Сына Неба хранить и лично опекать вот эту землю, управлять живущим здесь народом. А ты, о рыба-крокодил! Глаза свои выпучив, ты не сидишь спокойно в водном затоне, захватил все эти места и тут пребываешь, поедая у жителей местных их скот и медведей, кабанов, оленей и ланей, чтоб на этом жиреть, чтоб на этом плодить и детей, и внучат. Ты вздумал губернатору сих мест сопротивляться... И вот теперь с тобой, рыба-крокодил, я здесь заключу условие такое: к концу трех дней ты забирай с собой свое поганое отродье и убирайся в океан, на юг, с глаз долой от мандарина, здесь правящего...» (Алексеев В. М. Труды по китайской литературе. Кн. 2. М, 2003, с. 117—118) (