Таблетка во рту и последняя прогулка до электрического кресла, полное отключение сознания и последняя мысль о лживой надежде, которую внушают всем приговорённым к смерти. А затем последовало странное пробуждение. Вокруг стояли люди, знавшие, что он был казнён ложно, ибо именно они всё это подстроили. Такова была— реальная цена за его жизнь сироты, которая ничего не стоила. У Ремо не было родных или близких, вспоминать о нём было некому. Возможно, это было и частичной расплатой за его жестокие расправы с партизанами во Вьетнаме. Как выяснилось, за ним давно и внимательно наблюдали.
Итак, в тот день, проснувшись на госпитальной койке, он был поставлен перед выбором. Это был один из тех прекрасных шансов, которые могли привести его в неизвестное. К путешествиям, длиной в тысячу миль, к любовным приключениям в течение всей жизни, к большой философии — размышлениям о мире и смерти. Постепенно, ступенька за ступенькой.
Вот так организация «Кью», которая официально не существовала, заполучила в свои ряды несуществующего человека с новым лицом и новым образом мышления. Именно ум, а не тело, сделал Ремо Уильямса Ремо Уильямсом. Независимо от того, был ли он Ремо Кэбелл, Ремо Пелхэм или ещё каким-нибудь другим Ремо, которым он когда-то был. Они не могли изменить ни его голос, ни его мгновенную реакцию на своё имя. Но они меняли его душу, эти подонки. Незаметно, шаг за шагом. К тому же он сам помогал им в этом. Первый шаг он сделал как бы в шутку, а затем стал учиться у Чиуна всерьёз. Сейчас он испытывал к старому азиату такое уважение, какого не испытывал никогда в жизни ни к кому из своих знакомых. Его очень опечалило, что Чиун так не по-чиуновски болезненно среагировал на разговор о мире с Китаем. Не то чтобы Ремо был обеспокоен этим. Его приучили не придавать значения подобным вещам. Но в голове не укладывалось, как такой умный человек мог вести себя столь глупо. Хотя однажды этот же самый здравомыслящий человек сказал:
— В человеке всегда сохраняется склонность совершать глупости. Она живёт в нём с детства. Пытаться удержать её насильно — это форма заболевания. Постижение её корней — проявление мудрости. Отказаться от неё совершенно — означает смерть. Глупости являются первыми семенами нашей радости, а растения надо всегда поливать.
И вот в гостиничной комнате, спустя много лет после первого преподанного ему маленьким отцом урока мудрости, Ремо задал вопрос:
— Даже для корейца, маленький отец?
Он увидел улыбку на лице старика. Тот выждал некоторое время, а потом медленно произнёс:
— Для корейца? Чувствую, должен правдиво ответить: «Да».
Ремо стал нажимать дальше.
— Даже для девушки?
— У тебя слишком большие амбиции.
— Моё сердце устремлено в небо.
— Для секса ты годишься. Просто годишься.
— У тебя всё в порядке с горлом?
— Почему?
— Мне показалось, тебе трудно было выговорить это.
— Да, в самом деле.
— Для меня такая честь, маленький отец, быть твоим сыном.
— Кое-что ещё, — сказал Чиун. — Мужчина, который не может правильно извиняться, вообще не мужчина. Моё плохое настроение накануне объяснялось вот как: я боялся, что ты можешь повредить себе. Но ты спустился по стене великолепно. Хотя это и заняло девяносто семь секунд.
— Ты же, маленький отец, вскарабкался прямо замечательно. И значительно быстрее.
— Любой шмук, сынок, может выполнить идеальный подъём.
Чиун опять использовал еврейские выражения. Он научился им от пожилых еврейских дам. Ему нравилось с ними беседовать, обсуждая общие проблемы: предательство со стороны детей и вытекающие отсюда несчастья.
Самой последней из этих дам была госпожа Соломон. Они встречались ежедневно за завтраком в ресторане на берегу моря. Она неоднократно повторяла свой рассказ о том, как сын послал её па отдых в Сан-Хуан и абсолютно не звонил ей, хотя она весь первый месяц своего пребывания там ждала его звонков.
Чиун, в свою очередь, делился с ней своим: как его самый любимый сын пятьдесят лет тому назад совершил поступок, о котором даже сейчас стыдно говорить. Госпожа Соломон при этом в ужасе закрывала лицо руками, разделяя его горе. Она проделывала это уже на протяжении последних десяти дней. Чиуну всё ещё оставалось сообщить ей, что же такого ужасного натворил его сын.
«Счастье, что над этой парой пока никто не смеялся, — подумал Ремо. — А то могли бы от смеха надорвать животы».
Так продолжалось до тех пор, пока молодой пуэрториканский помощник официанта не вылил на госпожу Соломон соус, — она, видите ли, непочтительно выразилась о качестве принесённого ей мяса. Парнишка был чемпионом любительского бокса на острове и временно подрабатывал в гостинице в надежде стать профессионалом.