– Вы хотите убрать меня. До сих пор вам это не удавалось. Но рано или поздно вы это сделаете.
– Вы беретесь за задание?
Римо помолчал немного, пока новые ладно скроенные бюсты на ладно скроенных бедрах под ладно скроенными юными лицами строем выходили на сцену для участия в каком-то новом, геометрически правильном танце под медный рев труб.
– Итак? – переспросил Смит.
Они берут человеческое тело, прекрасное человеческое тело, упаковывают его в блестки, в неоновые огни, в шумовое сопровождение, заставляют маршировать, и все это выглядит препохабно. Они пытаются угодить самым низменным вкусам, и это им удается на все сто процентов. И за всю эту грязь он должен отдавать свою жизнь?
Или, может быть, за свободу слова? Должен ли он встать по стойке «смирно» и отсалютовать этому знамени? Он вовсе не желал слушать тот бред, который несли все эти политики, ораторы и проповедники. Все эти Джерри Рубины, Эбби Хоффманы и преподобные Макинтайры.
И что такого ценного в свободе слова? Его жизнь стоит больше, чем весь их треп. А конституция? Это просто набор словесной шелухи, которой он никогда особо не доверял.
Он – и в этом заключалась тайна Римо – готов был жить за КЮРЕ, но отнюдь не умирать за эту организацию. Умирать глупо. Именно поэтому, на людей, которым предстоит умереть, напяливают военную форму, и заставляют оркестры играть марши. Видели вы когда-нибудь, чтобы люди под звуки марша шли в спальню или в ресторан, где их ждет прекрасный ужин?
Вот почему у ирландцев такие замечательные военные песни и великие певцы. Вроде этого – как его звали? – певца в клубе на Третьей авеню, – где стояли слишком мощные усилители. Брайан Энтони. Он мог своими песнями породить в вас желание маршировать, И вот почему, как знает любой разведчик, Ирландская республиканская армия не идет ни в какое сравнение ни с «мау-мау», ни с какой другой террористической организацией. Не говоря уже о Вьетконге. Ирландцы видят в смерти высшее благородство. Они и умирают.
Брайан Энтони и его щедрый и счастливый голос! А тут Римо вынужден был слушать весь этот рев в то время, как сердце его готово было воспарить вместе с парнями в хаки. Вот за что можно умирать. Только за песню – ни за что другое.
– Итак? – снова спросил Смит.
– Чиун исключается, – ответил Римо.
– Но вам же нужен переводчик.
– Достаньте другого.
– Информация о нем уже пошла. У китайской разведки имеется его описание. И ваше тоже. Вы фигурируете как агенты спецслужб.
– Великолепно. Вы все решили заранее, не так ли?
– Ну? Так вы возьметесь за это задание?
– Уж не хотите ли вы сказать, что я могу отказаться, и никто обо мне плохо не подумает?
– Не говорите глупости.
Римо заметил парочку из Сенека-Фолз, штат Нью-Йорк. Он уже видел их раньше – тогда они были с детьми. Сегодня была их ночь греха, а эти две недели на курорте – как блестящая жемчужина, обрамленная одиннадцатью с половиной месяцами их обыденной жизни. А может, наоборот – эти две недели только давали дополнительный импульс, а настоящую радость они испытывали в остальное время? Впрочем, какая разница? У них были дети, у них был свой дом, а у Римо Уильямса ни дома, ни детей не могло быть никогда – слишком много времени, денег и риска ушло на создание его самого. И тут он осознал, что сегодня Смит впервые попросил – попросил, а не приказал – его взяться за выполнение задания. А раз Смит поступает так, значит, в задании есть что-то особенное, что-то важное, может быть, для этой семьи из Сенека-Фолз. Может быть, для их детей, которым еще предстоит родиться.
– О'кей, – сказал Римо.
– Вот и хорошо, – отозвался доктор Смит. – Вы даже не представляете себе, как немного нам осталось до прочного мира.
Римо улыбнулся. Улыбка получилась печальная, словно он хотел сказать: «О, люди! Зачем вы посадили меня на электрический стул?»
– Разве я сказал что-то смешное?
– Да. Мир во всем мире.
– Вы считаете, что мир во всем мире – это смешно?
– Я считаю, что мир во всем мире невозможен. Я считаю, что вы ведете себя смешно. Я считаю, что я сам веду себя смешно. Ну, ладно. Я отвезу вас в аэропорт.
– Зачем это? – удивился Смит.
– А затем, чтобы вы добрались до самолета живым. Потому что вы можете стать жертвой покушения. Вот так-то, дорогой.
Глава шестая
– Откуда вы знаете, что на меня готовится покушение? – спросил Смит. Такси, в котором они ехали, неслось по широкому шоссе в направлении сан-хуанского аэропорта.
– Как поживают дети?
– Дети? Какие…? Ох, черт!
Римо обратил внимание, что таксист был несколько напряжен. Он по-прежнему насвистывал ту же унылую мелодию, которую непрерывно насвистывал от самого отеля «Насьональ». Несомненно, своей демонстративной беззаботностью и беспечностью он хотел показать, что не имеет никакого отношения к покушению, о котором Римо стал подозревать сначала в казино, потом в ночном клубе. Все эти люди испускали сигналы, столь же очевидные, как телеграфный код, и шофер такси не был исключением… Их поведение было нарочито безучастным: они ни разу не взглянули ни на Римо, ни на Смита, но двигались вокруг них, как планеты вокруг Солнца, по эллипсу, в одном из фокусов которого находились Римо и Смит. Умением воспринимать эти сигналы Римо овладел под руководством Чиуна. Практику Римо проходил в магазинах: он брал какой-нибудь образец товара и подолгу держал его в руках, пока продавец или хозяин не начинал испускать сигналы. Самым трудным в этом деле было, однако, не уловить сигналы от людей, которые за тобой наблюдают, а быть уверенным, что за тобой никто не следит.