Его цель разговаривала с Марией, а потом Мария ушла, но сильнейшее поле, исходившее от корейца, подавило то, которое исходило от его главной жертвы, и требовало, чтобы сначала он убил корейца. И тогда Гернер начал целиться, подводя острие воображаемого копья, которым стала его винтовка, к желтому лбу. Но он немного промахнулся, и начал снова, и опять ему чуть-чуть не удалось удержать копье, и он не смог правильно прицелиться, а просто водил стволом винтовки из стороны в сторону. И тогда винтовка в его руках стала просто винтовкой, а уже многие годы, с тех самых пор, как он посетил Синанджу, он не пользовался винтовкой как просто винтовкой. Он был в Северной Корее в качестве советника, и побывал в этой деревне, и какой-то мальчишка стрелял лучше, чем он, а жители деревни долго извинялись и говорили, что жаль, тут нет Мастера, а то бы он показал, как надо на самом деле стрелять, и за смехотворно малую сумму они обучили его технике стрельбы.
Он тогда решил, что они полные идиоты. А теперь, глядя сквозь прицел своей винтовки, он понял, почему с него взяли так мало. Они ничего не дали ему взамен, только ложное чувство самоуверенности, которая и привела его к смерти, ибо теперь он наконец встретил Мастера, того самого, которого не было в деревне много лет тому назад.
Он попытался прицелиться, как если бы это было просто ружье, но руки его тряслись. Так он не стрелял уже давно.
Он попытался сконцентрировать свое внимание на пуле, на траектории, отвлечься на время от ускользающего корейца, и когда все было готово, снова поднес острие воображаемого копья к голове жертвы, но головы на месте не оказалось, и пальцы Гернера тряслись.
Весь дрожа, он положил холодную винтовку на постель. Пожилой кореец, все так же сидящий в позе лотоса, поклонился и улыбнулся.
Гернер сложил руки и поклонился в ответ, выразив старику свое глубочайшее почтение. Его главная жертва ушла из комнаты, и, без сомнения, вскоре будет у его, Гернера, дверей.
Жизнь, в конце концов, была не такой уж плохой, хотя если бы он мог начать жизнь с винограда вместо этой своей профессии, тогда, возможно, она была бы лучше.
Это была ложь, конечно, и он это понимал. Он почувствовал, что надо бы помолиться, но это было как-то неуместно, да и чего ему просить у Бога? Он имел все, что хотел. Он был доволен прожитой жизнью, он сажал виноград и собирал урожай, чего же больше?
И вот Гернер мысленно обратился к божеству – какое там оно есть – и поблагодарил его за все хорошее; чем ему довелось насладиться в жизни. Он скрестил ноги, и тут ему в голову пришла просьба:
– Боже, если ты там есть, даруй мне вот что: сделай так, чтобы не было ни рая, ни ада. Чтобы все это кончилось.
Открылась дверь, и ввалилась запыхавшаяся Мария. Гернер не обернулся.
– Ты убил его? – спросила она.
– Нет, – ответил он.
– Почему?
– А потому, что сейчас он убьет нас. Когда занимаешься подобным бизнесом, всегда приходится идти на такой риск.
– Что ты несешь, черт тебя подери?
– Мы проиграли, Мария.
– До него всего каких-то пятьдесят ярдов.
– Да хоть как до Луны, моя дорогая. Винтовка на кровати. Если хочешь, она в твоем распоряжении.
Гернер услышал, как захлопнулась дверь.
– Совсем не обязательно закрывать дверь, моя дорогая, сказал он. – Двери их не остановят.
– Я не закрывала… – начала было Мария, а потом Гернер услышал, как треснула кость, и тело сначала плюхнулось на кровать, а затем врезалось в стену рядом с ним. Он скосил глаза влево. Мария, по-прежнему со встрепанными волосами, лежала, измазанная темной кровью, сочившейся из проломленного черепа. Скорее всего, она ничего не успела почувствовать, вероятно, даже не увидела рук, которые это над ней проделали. И мертвой она выглядела неопрятной.
У Гернера была еще одна просьба к Богу, и он попросил, чтобы Марию судили за ее помыслы, а не за поступки.
– Эй, парень, как твои снайперские дела? – раздался голос сзади.
– Прекрасно, пока ты не испортил все дело.
– Вот так-то, дорогой.
– Если не возражаешь, то прекрати болтовню, и кончай с этим поскорее.
– Знаешь, вовсе не обязательно быть по этому поводу таким обидчивым.
– Дело не в этом. Дело в том, что мне просто надоело иметь дело с крестьянами. А теперь, прошу тебя, сделай то, зачем пришел.
– Если тебе не нравится иметь дело с крестьянами, так что же ты не стал камергером двора Его Величества, а, шмук?
– Боюсь, что в то время на рынке труда не оказалось вакансий, – ответил Гернер, по-прежнему не оборачиваясь на голос.
– Сначала несколько вопросов. Кто тебя нанял?
– Она. Труп.
– На кого она работает?
– На какую-то коммунистическую организацию. Я не знаю точно, на какую.
– Подумай хорошенько.