94
95
96
97
98
* * *
Высоко-высоко
на сто чи поднимается башня,
Открывая пред нами
четыре простора земли.
С темнотою в нее
на ночлег возвращаются тучи,
По утрам в этой башне
приют для слетевшихся птиц.
Рек и гор красота
безраздельно заполнила взоры.
Одиноко равнина
простерта в безбрежную даль.
А в былые года
сколько славу и почесть узнавших,
Горячо и бесстрашно
сражались за эти края!
Был у каждого день
после века им прожитой жизни,
Когда время настало
вернуться в Полуночный Ман...[94]
Кипарис и сосну
уничтожил топор человека.
Лишь высоких курганов
неровный рисуется ряд.
У развалин могил
не осталось последних хозяев.
Бесприютные души
избрали какую страну?
Процветанье и блеск
восхищения стоят, конечно, —
Но о них же раздумья
в нас жалость рождают и грусть!
* * *
Далеко на востоке
живет благородный ученый,
И одет он всегда
в неприглядное, рваное платье,
И из дней тридцати
только девять встречается с пищей,
И лет десять, не меньше,
он носит бессменную шапку.
Горше этой нужды
не бывает, наверно, на свете,
А ему хоть бы что —
так приветлив на вид он и весел.
Я, конечно, стремлюсь
повидать человека такого.
И пошел я с утра
через реки и через заставы.
Вижу — темные сосны,
сжимая дорогу, теснятся.
Вижу — белые тучи
над самою кровлей ночуют.
А ученому ясно,
зачем я его навещаю.
Сразу цинь он берет,
для меня ударяет по струнам.
Первой песней своей —
«Журавлем расстающимся» — тронул
И уже ко второй,
где «луань одинок», переходит...
Я хотел бы остаться
пожить у тебя, государь мой,
Прямо с этого дня
до холодного времени года!
* * *
С хвоей темно-зеленой
это дерево в тесном доле...
И зимою и летом
остается оно таким.
Год проходит, и снова
видит дерево снег иль иней.
Разве кто-нибудь скажет,
что не знает оно времен?
Мне наскучило слушать
каждый день здесь мирские речи,
Отыскать себе друга
я приду в столицу Линьцзы.[95]
Там, в Цзися, как я слышал,
много тех, кто книги толкует.
Эти люди помогут
разрешить сомненья мои.
Я собрал свои вещи,
даже день отъезда назначил.
Даже перед разлукой
попрощался уже с семьей.
Но я все же колеблюсь,
не успев уйти за ворота.
В дом вернусь, и присяду,
и еще подумаю раз.
Нет, мне вовсе не страшно
то, что путь окажется долгим.
А одно только страшно, —
что обманут люди меня.
Вдруг да в нашей беседе
не сойдется их мысль с моею,
И навек я останусь
лишь посмешищем для других...
Всё, что сердце тревожит,
трудно выразить мне словами.
Чтоб с тобой поделиться,
написал я эти стихи.
* * *
День уже вечереет,
и ни облачка нет на небе.
Теплый ветер весенний
обвевает нас первой лаской.
И прекрасная дева
наслаждается чистой ночью,
До прихода рассвета
пьет вино и поет, играя.
Только петь перестала,
и вздыхает она так тяжко.
Вздох протяжный и песня
и меня растрогали очень.
Белым светится светом
в наплывающих тучках месяц,
Всё вокруг пламенеет
от цветов над густой листвою...
Разве так не бывает,
что мгновенье приносит радость?
Пусть она ненадолго:
что поделать мы в силах с этим!
* * *
В годы юности ранней
был могуч я и был отважен.
Меч рукою сжимая,
я один по свету скитался.
Пусть попробуют скажут, —
мол, скитался от дома близко:
У Чжанъи путь я начал
и его завершил в Ючжоу.[96]
Так нигде и не видел
никого, кто меня бы понял,
Лишь увидеть пришлось мне
самых древних времен курганы.
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться
вернуться