Олимпиада на протяжении долгих лет выстраивала защитный ментальный, не заметный невооруженному глазу и физическим приборам футляр, но при этом обладала футляром вполне реальным и осязаемым. Им для девушки стала недавно приобретенная квартира.
Ее бабушка по отцовской линии оставила в наследство двоим внукам трешку в приличном районе. Липа с Сергеем обсудили свалившееся на них богатство и решили жилье продать и разделить деньги пополам. Сергей к тому моменту уже являлся обладателем приличной жилплощади, обожаемой дочурки и красавицы-жены, которая в ближайшее время готовилась порадовать супруга сыном. Полученных денег ему как раз хватило для досрочного закрытия ипотеки. А Липа сумела приобрести скромную однушку, и выделенных ей средств хватило даже на ремонт. В единственной малогабаритной комнате стены она обустроила как книжные полки – они занимали пространство от пола до потолка. Ради этой прихоти она даже отказалась от новомодного натяжного потолка. Таким образом она отвоевала порядка пятнадцати сантиметров высоты стен. Давнишняя слабость Липы к книгам выстроила для нее крепкую оборонительную башню.
После своего внезапного откровения она попыталась спрятаться в сюжете недавно появившейся в домашней библиотеке книге афганского автора, но мысли упорно выдергивали ее в события недалекой давности. Пробежав глазами по строчкам и не обнаружив за ними смысла, Липа дезориентировано бродила по комнате со взбитыми в тугую пену мыслями, которые настолько увеличились в объеме, что сдавливали изнутри черепную коробку, но были при этом зыбкими, готовыми разлететься в любой момент.
Раздосадованная Липа отправилась в ванную, наполненную ароматными маслами, и сумела-таки вырваться за пределы горькой реальности на ближайший час, пока вода в чугунном резервуаре не начала холодить кожу. Сладко пахнущая и разомлевшая, она рискнула включить мобильный телефон, но не решилась вывести его из беззвучного режима. Липа улеглась в кровать под невесомое одеяло и спрятала обычно трезвонящий гаджет под подушку до лучших времен. Когда девушка начала проваливаться в сон, она достала телефон, чтобы завести будильник. На сенсорном экране отобразился значок полученного смс-сообщения. Олимпиада с опаской открыла послание с неизвестного номера, в котором значились простые, но пугающие слова: «Я согласен на эксперимент».
Глава 3
Даниил распластался на диване и бездумно уставился в потолок. Вокруг его ложа нахально тявкала безродная дворняга по кличке Дон, чем вызвала негодующий ответ хозяина:
– Не борзей, псина. Ты погулял, пожрал и даже оккупировал на несколько часов мой диван. Хватит тебе на сегодня внимания и заботы.
Обиженно поскуливая, не понимающий человеческой речи, но распознающий интонации пес двинулся в сторону мягкого коврика.
Даниил не думал. Он вырисовывал в воображении прекрасные черты лица, которые буквально лучились светом в момент монолога его молодой коллеги. Слова он воспринимал плохо, хотя и суть их, к неудовольствию Олимпиады, уловил в точности, но зато запечатлел в памяти малейшие крапинки в зрачках огромных оленьих глаз.
Художественная судьба Даниила началась еще в подростковом возрасте, когда он писал иконы для ближайшего к родной деревне монастыря. Он и не подозревал в те аскетичные во всех смыслах годы, что рисовать можно что-то кроме вытянутых и непривлекательно острых ликов святых. Живя вдали от города и цивилизации, он общался только с дедом и изредка с обитателями близлежащих поселков. Едва он смирился с однообразием изображаемых им лиц, Даниила забрали в армию.
Он еще долго поражался слову «долг», которое на государственном уровне возводится в культ. Он не был интересен школе – обучался дома и лишь номинально был прикреплен к учебному заведению, с гербовой печатью которого ему и выдали аттестат, он не был интересен соцслужбам – после смерти родителей и переселения к дряхлеющему деду их дом ни разу не посетили с проверкой. Но едва ему стукнуло восемнадцать, он понадобился родине. Даниил даже полагал, что его имя давно стерто из официальных реестров и о его существовании свидетельствуют лишь написанные им иконы и ласковый голос деда, который зовет внука «Данька».
В армии Даниил столкнулся с большим разнообразием лиц, но с каждым днем они сливались в единую печальную картину коротко стриженного и тоскующего по дому солдата.