Судьба лишила Данила малейшей возможности окунуться в чувства, чтобы оценить их прелесть и горечь. Смерть родителей и деда, аборт, который скрыла бывшая девушка, – любого бы эти события хотя бы взволновали. Но Данил был словно оторван от них. Каждый раз, когда жизнь подбрасывала потрясений, он оказывался в месте, далеком от происходящего. Ему казалось, что сама судьба проводит над ним какой-то извращенный эксперимент.
Даже чувства, направленные на самого себя, распознавал не всегда. Понимал, что адекватный человек должен испытывать в той или иной ситуации, и действовал соответственно. Даже простейшая эмоция – обида – крайне редко тревожила его сердце. Сколько раз его бросали девушки? Не счесть. И вроде обидно за себя, невероятного и потрясающего. Данил надевал маску уязвленного принца и отправлялся в скоротечный загул, чтобы уязвить пару-тройку пробегавших мимо принцесс. По факту же он осознавал, что нельзя винить человека за то, что он ищет лучшее. Для бывших зазноб он лучшим не был. Но не в нем причина. Ведь не он создавал субъективные образы идеального мужчины. Более того, он не обязан угадывать, что в этих образах сокрыто. И следовать им он тоже не обязан.
Нет, в свои тридцать три Данил не был бессердечным роботом или Железным Дровосеком. Все-таки почти пятнадцать лет активной жизни в обществе пробудили в нем прятавшуюся эмоциональность. Более того, он не стеснялся ее проявлять. Вопрос об узости эмоциональных границ мужчины оставим на его совести и в ведомстве всемогущего времени.
Особую гордость в нем вызывали ситуации, при которых он эмоционально заводился, но при этом сдерживал себя, как того требуют общественные нормы. Такое, казалось бы, простое достижение сигнализировало об успешной социализации Данила.
Однако глубоких чувств мужчине испытать так и не удалось.
Друзья были знакомы с особенностью Данила, но, по их мнению, периодически повторяющиеся эпизоды с рыжими – зачатки чувственных проявлений. Лишь самому себе Данил признавался, что зачатки действительно присутствовали. Зачатки злости. Если бы она проинформировала мужчину о беременности, он уже не был бы оторван от закручивающегося вихря. Его грязно, бесчестно лишили возможности познакомиться с ярким чувством.
Флирт с девушками, которые напоминали бывшую зазнобу внешне, скрашивал некоторую недосказанность. В редкие моменты самокопания Данил даже принимал эту недосказанность за любовь.
В предыдущие разы мужчина имел почти законное право на безобидный флирт. Раньше Данил действовал без оглядки на Липу. Потому что не было Липы в его жизни. Если она окажется столь же впечатлительной, как большинство представительниц прекрасного пола, то и в дальнейшем ее не будет.
Страх, ужас и счастье мужчины сосредоточились в одной женщине, которая еще не пробудила его искренность, но заставляла сердце учащенно биться. Данил даже проверился у кардиолога, заподозрив преждевременную аритмию, но врач сказал: «С таким здоровьем – хоть сейчас в космос!»
Она тревожила его потаенные резервы. А ее внутренний свет, в который он бы ни за что не поверил, но сумел разглядеть, тепло, которое излучала девушка, – они дарили надежду. Данил пока не мог точно выразить, какой цели следует, но знал – он достигнет ее, лишь надеясь на успешный исход.
Если Липа откажется от него… Он ничего не почувствует. Ровным счетом ничего. Ровным счетом ничего глубинного. Но он потеряет шанс узнать, что такое «чувствовать». А он, сам не ведая причины, многие годы стремился к этому знанию.
Был ли он искренен с девушкой? Иногда. Но маски, вросшие в кожу не так легко оторвать. Но он был абсолютно искренен в своей ревности. К Драгану, к студентам, засматривающимся на молодую преподавательницу, к ее приятелям мужского пола. Причиной тому – страх потерять лучистый источник, который в планах Данила должен привести его к той самой искренности.
Использовал ли он ее? Да, но для совместной последующей выгоды. Кто знаешь, может, он вырастет в самого чуткого влюбленного, которого только знал свет?
Прежде чем решиться на разговор с Олимпиадой, Данил вывел на прогулку Дона. Анализ анализом, а естественные потребности пса уважать надо. Мужчина старательно продумывал извинительную речь, основываясь на прочитанных романах. Но его размышления прервал бодрый голос Липы: