– Вам, Олимпиада не повезло с ремеслом. К примеру, филолог должен знать всё о немногом, журналист – немного обо всём, а философ – всё обо всём.
Некогда повторявшаяся из раза в раз мантра, которую девушка произносила для собственной дисциплины, сыграла дурную службу. Теперь Липа комплексовала на фоне доблестных заучек. Докатилась!
В качестве спасения она избрала новую мантру: «нельзя объять необъятное!» Сработало, кстати. Олимпиада даже оценила красоту игры в имитацию, предложенную Аланом Тьюрингом. Но еще больше ее поразил мысленный эксперимент Джона Сёрла с «китайской комнатой». Он не был столь поэтичен, как история Тьюринга. Китайская комната – образ, который пришел бы в голову любому здравомыслящему человеку. Точный, четкий и правдивый.
Согласно мысли Сёрла, нам следует поместить испытуемого, не знакомого с китайским языком, в непроницаемую комнату. Однако в комнате предоставлены материалы о том, как использовать иероглифы. Например, иероглиф из корзины А стоит поместить рядом с иероглифом из корзины В. Таким образом, при получении вопроса испытуемый даст логически верный ответ, если будет следовать инструкциям. Одна неприятность – значение иероглифов для гостя китайской комнаты неизвестно. Поэтому хоть он с виду и отвечает на вопросы верно, по факту – лишь выполняет внешние предписания, не вникая в смысл.
Липа могла бы и не обратить внимание на очередную научную метафору, с которой ее столкнула профессиональная деятельность, но ее внезапно долбануло озарением. А ведь Данил и есть такой испытуемый! Наиболее активный период для социализации личности он провел в глухом лесу, рядом с дедом и книгами. Истории деда и книжные повествования для тогда еще мальчика стали китайскими иероглифами, заполнившими его сознание. Он научился правильно их комбинировать, но так и не понял. Он научился социально одобряемому поведению, но так и не изведал силу чувств, скрытых за этим поведением.
Уже давно Данил вышел из «комнаты». Но старые привычки живучи, как штамм сибирской язвы. Вокруг него по-прежнему высились незримые стены. Более прочные, чем оборонительный «футляр» Олимпиады. Главный вопрос в том, сможет ли она пробить ограждение «комнаты»? И нужно ли это Данилу?
Решение было однозначным и непоколебимым – нужно.
Когда-то, наверное, в прошлой жизни, Липа считала, что способность понять и проанализировать человека должна соотноситься с уважением к его личному пространству. Если он внутренне зажимается, тем самым демонстрируя нежелание впускать кого-то в собственный мир, значит, стоит остановиться в его разгадывании.
Данил рушил это правило, словно интернетовские статьи о здоровье рушат психику ипохондрика. Олимпиада проникала в его мысли и грезы так же непроизвольно, как он сходил с ума по рыжеволосым девушкам. Возможность нажать «СТОП» девушка бездарно проворонила.
Но она сумела раскусить желание Данила постичь смысл «иероглифов». Она погрузилась в эксперимент с китайской комнатой вместе с ним, но будто находилась по иную сторону двери и кричала ему в замочную скважину, чтобы звук лучше просачивался. В голосе больше жизни, чем в письменных знаках, поэтому Данил прислушивался и пробуждал новые грани личности.
Конечно, иногда создавалось впечатление, что иероглифы, которые изучал мужчина, и текст, выкрикиваемый Липой, написаны на разных диалектах китайского. Они словно оказывались в разных районах многоликого Шанхая и, столкнувшись в толпе, не до конца могли понять друг друга. Но прогресс все же был.
По возвращении в родной город Данил огорченно признался, что его вызывают на прибыльный проект в столицу. Как максимум, неделю, но он не появится в N.
Липе такая новость только на руку. Проведя в размышлениях несколько дней и ночей, девушка даже перестала чувствовать себя оскорбленной после инцидента на празднике ее жизни. В конце концов, Данил – полуфабрикат, он собирает себя по частям, как пазл. Грех обижаться на человека с мощным стремлением соединить мысли и чувства воедино. «Будем вытравлять из твоей головы образ рыжих и переформатируем бессознательное», – думала она.