Все же разлука оказалась слишком долгой, чтобы поддаться смущению и недосказанности.
Когда разум уступил страсти, осталась только нега и смятые простыни. Блаженно улыбающийся Данил уснул первым, а Липа еще долго вглядывалась в его лицо. Она вспоминала недавние истерики, связанные с этим мужчиной, ругала и оправдывала себя одновременно.
Луна отсвечивала в бутылке вина, которую принесли из кухни в комнату, и Липа, вспомнив утренние упражнения, прошептала спящему Данилу:
Вот такая истеричка,
Но я баба – можно мне!
Не изменишь ты привычки –
Утоплю печаль в вине.
На Новый год они отправились в Москву, чтобы Липа по достоинству оценила творческую площадку, на которой талант Данила мог раскрыться по максимуму. Она мало что поняла в голых бетонных стенах, но арт-менеджер музея так красочно описывал будущее проекта, что серьезность и сомнения канули в Лету.
Сам праздник они встретили на Красной площади, отплясывая всю ночь у высокой елки. Когда движения сковывала набегающая толпа, Липа и Данил, чтобы не омрачать праздник, упоительно целовались.
Остаток января они посвятили приставучим студентам, их знаниям, талантам и зачеткам. И если Данил по натуре своей был лоялен к трудам молодежи, то Олимпиада Ильинична бесщадно терзала студентов на экзаменах. Так сказать, компенсировала доброту, выделенную на них в течение семестра. Она много вкладывала, поэтому много требовала. Не все оказались готовы к подобным вывертам судьбы и характера преподавательницы и, как результат, были отправлены на пересдачу.
В феврале Данил и Липа устроили благотворительную акцию под кодовым названием «Спасти Руслана». Их уже общий друг внезапно распрощался со своими кобелиными привычками и тяжко вздыхал по новой соседке. Он получал отказ за отказом на любые предложения, поэтому, не сдерживая горестных порывов, напивался и даже влезал в драки. Просто чтобы забыться и выпустить пар. Несколько раз Данил срывался посреди ночи, чтобы забрать непутевого товарища из полиции или травмпункта. Они прятали Руслана в мастерской, чтобы не пугать его не в меру впечатлительную мать, которая частенько прибегала в гости к единственному дитятку без предупреждения. Раны побитого гостя вызвался зализывать Дон, но Руслан почему-то от внезапной собачьей нежности отбрыкивался.
К концу последнего зимнего месяца оставшиеся двоечники сдали экзамен Олимпиаде, а Руслан, наконец-таки, сумел обаять неприступную соседку, чем избавил Данила от необходимости влезать в передряги. И сразу стало спокойно, даже неправдоподобно спокойно. В воздухе так и висело предостережение о грядущем неспокойствии.
Встрепенуться заставили университетские будни.
На очередном заседании кафедры кто-то из коллег поставил вопрос об отчислении студентки-третьекурсницы. Олимпиада Ильинична возмутилась:
– Мария Колесова – очень талантливая девушка. Умная и старательная. Я не понимаю, чем она заслужила вашу немилось.
– Она не сдала зачет по концепциям современного естествознания.
– Она систематически пропускает занятия.
– А когда появляется на семинарах, то почти всегда не готова.
Преподаватели бросали реплики, словно теннисный мячик.
– Естественно, – прервала обвинения Липа. – У Марии около трех месяцев назад на мотоцикле разбился старший брат. Она еще не оправилась. Поэтому университет у нее выпал из приоритетных целей.
– А вы откуда знаете?
– Она одаренная и старательная. Малейшее нарушение привычного образа действий – повод разузнать причины ее расклеенности. Я спросила. Она рассказала.
В повисшей тишине обычно тихие настенные часы звучали звонким барабаном.
– Что ж… – взял слово декан факультета. – Это, безусловно, трагичное событие. Но мы придерживаемся формальных правил. Если студентка Колесова в данном состоянии не способна следовать учебной программе, то, вероятно, ей стоит взять академический отпуск.