– Я обсуждала это с ней. Она сказала, что учеба помогает ей не скатиться в депрессию. Коллеги, среди нас столько психологов, неужели вы не понимаете, что девочку в такой период нельзя лишать университета, общества, активной деятельности?
– Олимпиада Ильинична, мы же не бесчувственные сухари и соболезнуем ее горю, но что нам делать с отчетностью? Сколько мы должны ждать ее возвращения во вменяемое состояние?
– Да вы послушайте себя! – взвилась Липа. – Причем здесь отчетность? У нашей студентки погиб родной человек, а вы о бумажках беспокоитесь?
– Олимпиада Ильинична, мы не желаем ей зла. Вы слишком категоричны, наверное, в силу молодости…
– Молодости? – перебила она. – Вы меня вечно собираетесь попрекать возрастом? Вас так тревожит, что я единственная в коллективе, кто не застал еще живого Брежнева? У вас проявленное уважение обратно пропорционально количеству прожитых лет? Вы поэтому считаете студентов глупыми и бесталанными?
– Большинство студентов себя по-другому не проявляет…
– А вы им этот шанс предоставили? Проявить себя? Да вы только приглядитесь! Они же потрясающие, какими многие мечтают быть! Смелые, амбициозные, деятельные.
– Довольно, – грубо прервал декан. – Наш разговор зашел не в ту степь. Если студентка Колесова не сдаст все долги до конца месяца, то мы будем вынуждены ее отчислить. Либо она сама может написать заявление об академическом отпуске. И раз уж вы, Олимпиада Ильинична, так с ней близились, то, будьте добры, донесите до нее эту информацию.
Молодая преподавательница резко вскочила и покинула кабинет. Звук ее каблуков дополнился окликом Даниила:
– Липа, подожди!
Он не был знаком со студенткой, вызвавшей кафедральные споры, но остро переживал несправедливые нападки на Олимпиаду. Он горел желанием вмешаться, но Липа безмолвно останавливала одним только взглядом.
– Куда ты сейчас?
– К расписанию. Посмотрю, какая пара у Маши.
Даниил стал непрошеным свидетелем того, как Липа деликатно обрисовала ситуацию на кафедре, необходимость Маши «бежать из этого серпентария», чтобы впоследствии получить высшее образование в более приличном и порядочном месте. Олимпиада протянула студентке визитку с напутствием:
– Это телефон моего приятеля. Он работает в фотостудии и рыдает без адекватного администратора. Тебе просто необходима работа. Позвони. Там шикарные ребята, как раз то, что тебе сейчас нужно.
После долгого девичьего разговора, в ходе которого Липа держала Марию за руку, а Данил, примостившись за коллегой, положил ладонь между ее лопаток, после невырвавшихся слез и тягостных откровений, преподаватели отправились подальше от университетского корпуса.
– Дань, я сегодня с подругой договаривалась встретиться. Ты меня не отвезешь?
– Конечно, поехали. Во сколько тебя забрать?
– Я позвоню.
Квартира Авроры благоухала свежей выпечкой и гуашью. Маленькая Анечка – Аврорина дочь – рисовала в альбоме цветочные букеты. Забив на подругу и ее желание пообщаться, Липа бросилась на подмогу блондинистой девочке и дополняла яркие бутоны зелеными листьями и стебельками. Измазанная, но значительно более умиротворенная, Липа все же сподобилась на веселую дружескую беседу. Но в определенный момент не смогла сдержать раздражения и поведала о событиях прошедшего дня, припоминая прошлые обиды и недопонимания.
– Рорик, это ужасно! Я-то, наивная, думала, что с уходом Федора Владимировича жизнь на кафедре, наконец, заиграет новыми красками. Ты ведь помнишь Федора Владимировича?
– Это тот древний дед, которому я экзамен по философии сдавала?
– Он самый.
– Логично, что он ушел на пенсию. Он же глухой совсем!
– Он, к слову, утверждает, что его глухота не от старости, а от юношеских занятий боксом. Что-то ему в ухе повредили, если верить легенде…
– Да не суть. Итог остается прежним. И что у тебя произошло? Продолжай.
– Оказывается, что наш идейный лидер, который ныне попивает ранним утром чайный гриб, ругается в больничных очередях, короче, постигает все прелести пенсионной жизни, оставил свою твердолобость на кафедре как талисман! Эти профессора, доценты… Они ничего не слышать и не желают замечать важного. Всегда уверены в своей правоте. А когда я говорю им слово поперек, то меня начинают попрекать тем, что у меня даже нет ученой степени!