Несколькими годами ранее, когда Липа и сама была студенткой и выступала с докладами на конференциях, Драган уже посещал университет, в котором она училась. И тогда же заприметил невероятно пытливую девушку с изумительными глазами и не менее изумительными достоинствами фигуры. Она умудрялась задавать ему вопросы, используя максимум с десяток английских слов, грязно измывалась над иностранной грамматикой, но ее певучее произношение окупало недостаток знаний. Стоило бы сказать, что он разом воспылал к ней наставническими или отцовскими чувствами, если учесть их разницу в возрасте, но справедливей ограничиться формулировкой «воспылал чувствами». Характер этих чувств оставим на совести Драгана, поскольку никаких лишних и оскорбительных движений в сторону миловидной Олимпиады он не совершал. Девушка подозревала о симпатии словенского профессора, поэтому ей бы хватило взмаха ресниц, чтобы убедить его перенести дату выступления. Однако она, как и ее воздыхатель, была дружна с собственной совестью, поэтому дополнила природное обаяние придуманными фактами.
Когда информация о перестановке в сроках расползлась по университету, и студенты, и преподаватели единогласно сошлись во мнении, что поход в музей придется отменить. Преподаватели отдали дань традиции и решили, что академические дисциплины важнее, чем беседа с художником сомнительной репутации. А студенты, как любая молодежь, не обделенная смелостью и здоровыми амбициями, предположили, что еще обязательно пересекутся с современным гением, но когда между ними будет не пропасть в мастерстве, статусе и популярности, а когда они получат право беседовать на равных.
– Вы хотя бы представляете, сколько я окучивал этого художника? – странно, но последнее слово Даниил брезгливо выплюнул. Видимо, поверхностное представление Липы о бесперспективности современного искусства не только плод ее интуиции, но и свершившийся факт.
– Понятия не имею, – наглая ложь. – Но и Драган не паренек с соседней улицы в трениках и с гитарой. И даже не беглый олигарх, занятость которого составляют лишь попытки спрятать свое дражайшее тело от вездесущих спецслужб. У Драгана, видите ли, плотный график и внушительный список достижений, чтобы пренебрегать его просьбами и интересами.
Молодые, романтично настроенные и бесстрашные студентки с умилением уставились на преподавателей, которые отвратительно идеально смотрелись вместе.
– Ой, а вы встречаетесь, да? – со свойственной легковерностью и очаровательной глупостью спросила блондинистая второкурсница, пока ее однокашники откровенно хохотали то ли над препирательствами Липы и Даниила, то ли над дурацким вопросом.
– Нет! – воскликнул Даниил Юрьевич и, как ошпаренный, отскочил от вступившей в игру преподавательницы.
– Да! – притянув его обратно, опровергла мужской ответ и с предельной серьезностью обратилась к студентам, – У нас с Даниилом Юрьевичем вне работы тошнотворно гладкие отношения, поэтому в стенах университета мы изыскиваем любые способы, чтобы добавить перчинки!
– И вы поженитесь? – продолжала настырная студентка.
– Нет!
– Да! Просто Даниил Юрьевич еще не раскусил всю прелесть регулярного борща и регулярного секса.
Оценившие шутку студенты громко смеялись, мужчина схватил Липу за руку и потащил в коридор для воспитательной беседы, а любопытная блондинка протянула им вслед:
– Вот это любовь… Мне бы так.
В изоляции от посторонних глаз мужчина выжидающе вглядывался в лицо девушки и готовился выслушивать объяснения подобных вольностей, но она в лучших традициях партизанских историй хранила молчание. Хотя нет, даже самые стойкие партизаны иногда готовы расщедриться на пренебрежительное «Я не скажу, где наши танки», а эта дамочка лишь изучала близко стоявшего Даниила своими оленьими глазами. Мужчина даже растерялся от открывшейся ему красоты – щечек с ямочками, пухлых розовых губ и огромных разноцветных глаз.
– Если бы не ваш гадостный характер, я бы с удовольствием написал ваш портрет, – сказал Даниил совсем не то, что ожидал. Язык сработал быстрее мозга. Но ведь есть надежда, что она услышит только о характере? Девушки вообще избирательно воспринимают информацию и на основании этой черты умело обижаются. Но Олимпиада была бы не Олимпиадой, если бы язвительно не ответила: