«Поняла», — отозвалась я. Что тут ещё скажешь.
Макс повернулся к Михе, чтобы шепотом сообщить ему то же самое. А я успела зацепить шлейф мыслей, прежде чем он переключился на озвучивание плана.
«Что Миха нашел в этой рыжей девке? Она даже не эзотерик и не медитировала ни разу, так нет, потащил ее с собой на встречу. А она и поперлась одна погулять по Европе, нашла приключений на свою задницу. А мы теперь сиди тут…»
Я чуть не раскрыла рот от услышанного. Не то чтобы я любила Катьку, да и Макс вообще-то прав, но… просто такие вещи не принято говорить вслух. Наверное, мы слишком привыкли принимать сказанное за чистую монету, а у человека в голове может быть совсем другое.
Вдруг по толпе волной прокатился негромкий возглас, и мы повернули головы. Металлическая дверь, охраняемая служителями, открылась, и двое в серых хламидах вывели ведьму. Худенькая, замотанная в замызганное тряпье девушка, скованная по рукам и ногам, плелась, ссутулившись, едва поспевая за клириками. Но до эшафота путь недолгий. Вот она уже поднимается по ступеням, вот служители снимают с нее кандалы и отходят в стороны…
«Интересно, где же Очиститель?», — скользнула в сознание мысль Макса.
Ведьма отрешенно стояла на деревянном помосте. Толпа замерла. И тут из черного шпиля часовни в центр эшафота, ударила красная молния. Девушка исчезла, разлетевшись на мелкие жёлтые листочки, медленно опадающие вниз. На деревянном помосте было пусто.
Вот это расправа! Как же так? Что осталось от человека? Листочки? Как там наш сосед говорил, и душа расщепляется? Я внутренне содрогнулась и повернулась к ребятам.
Мысли Макса неслись так стремительно, что я едва успевала их считывать.
«Кто запускает машину? Второй шпиль нерабочий? Поток настроен точно в центр эшафота или может бить по всей площади? Это очень важный вопрос…»
Миха завороженно смотрел на жёлтые листья, оставшиеся после ведьмы. Достигнув земли, они медленно истаивали и исчезали.
У меня возникла догадка, что местные эти листья не видят. Коснувшись их мыслей, я убедилась, что это так.
Вот быдло!
На душе стало еще тяжелее. Наконец Миха поднял на меня взгляд.
«Все оказалось серьезнее, чем мы предполагали. Это не костерчик средневековый с инквизиторами. До появления Катьки не высовываемся ни в коем случае. Мы сможем спасти только одного…», — он тоже снял щит и обратился ко мне.
«Поняла уже, — ответила я, настроившись на друга. — Ну вот ведь мрази, а?»
Миха вздрогнул и удивленно посмотрел мне в глаза. Не ожидал, наверное, что ещё и отвечать могу.
Я кивнула: «Буду нашей громкой связью».
«Аккуратнее, не дай бог местные услышат».
«Я лично на тебя и на Макса настраиваюсь. Всё норм».
Миха кивнул и повернулся к соседу. Парень уже несколько раз толкнул его в бок, порываясь что-то сказать.
Макс легонько тронул меня за плечо, обращая на себя внимание.
«У нас есть шанс, только если этот долбаный аннигилятор настроен только в центр эшафота. Если шарашит по всей площади — мы очень рискуем. А если клирики чем-то владеют, боюсь, нам вообще конец».
«Миха без Катьки отсюда не уйдет. Ты знаешь».
Макс посмотрел на эшафот и едва заметно кивнул.
«Мы сами отсюда можем не уйти. Я очень надеюсь, что ее здесь нет».
Нечего сказать, обрадовал… Да он, похоже, Катьку здесь бы оставил, лишь бы самому уцелеть. А если нас так же распылят? Вот же в задницу-то попали! Не хочу остаться здесь, не хочу, чтобы мою душу на атомы распустили! До чего добрались, сволочи! Фанатики религиозные. Душу они расщепляют, гады!
Взять бы их всех и распылить этим же Очистителем!
А Макс Катьку здесь оставить хотел!
Во мне будто проснулась какая-то часть, которая дремала всё это время. Холодная, жесткая, безжалостная.
Почти не отдавая себе отчета в том, что делаю, я сосредоточилась на сознании Макса, не на его мыслях, а на том, что эти мысли порождало. Мысли — это дороги, пути, которые расходятся в стороны, но все идут из одного места — храма сознания. Используя жёсткость того, что проснулось во мне, я постучала в двери этого храма — усилием воли надавила на сознание Макса.
Он повернулся ко мне. Взгляд его поменялся, зрачки расширились, рот широко открыт, будто пытается вдохнуть, но не может. Руки потянулись к вискам.
Я отступила: аккуратно, постепенно убрала давление.
Макс продолжал глядеть на меня с застывшим в глазах немым вопросом, который звучал скорее не «за что», а «как»?
«А вот так! Сейчас на быдле опробуем».