Дома я запихнула коробки подальше в шкаф, за пальто и куртки.
Мне явно было еще чему учиться.
3. Подчиняйся учителю
СИДЕТЬ, иначе ваши мамочки сегодня за вами не придут!
Китайцы традиционно не выказывают особого уважения к животным, поскольку животные, так уж тут сложилось, либо предназначены в пищу, либо они тягловая сила.
Как-то раз той осенью мы с Робом и Рэйни отправились в субботу после обеда в Шанхайский зоопарк, где я наблюдала толпы зевак, грубо и бесцеремонно обходившихся с животными, пока смотрители не видят. Мы посетили хорька, поселенного в стеклянный ящик, похоже, задуманный для змеи. Роб вспомнил, как в провинциальном Сычуане посетителям время от времени позволяли кидать живых кур тиграм на обед, и тут я увидела, как какой-то мужчина швырнул стеклянную бутылку в орангутанга, а дружки этого хулигана загоготали. В павильоне с приматами мы с Робом и Рэйни разглядывали местную гориллу, запертую в бетонной каморке размером с нашу гостиную – низкий потолок, никакой зелени и стеклянная стенка, из-за которой таращились посетители.
Когда мы собрались поужинать в тот вечер, Рэйни принялся скакать по гостиной на четвереньках.
– Рэйни-Горилла, Рэйни-Горилла, – выкрикивал он. – Горилла грустный.
– Почему, Рэйни? – спросила я. – Почему Горилла грустный?
– Горилла совсем один. Мамочка, папочка далеко в джунглях, – ответил он. – Горилла в садике.
Сердце у меня екнуло.
– Горилла в садике? – переспросила я, вспоминая бесприютную одинокую каморку. – А друзья у Гориллы есть?
Рэйни не ответил.
На следующей неделе жалобы посыпались всерьез.
– Ненавижу садик. Ненави-и-и-и-ижу садик, – ныл Рэйни – тихим, беспрестанным, глухим воем, который попадал аккурат в тот регистр, где, казалось, отскакивал от барабанных перепонок и гулял эхом несколько секунд, пока наконец не затухал. И ровно в ту же секунду Рэйни принимался заново: – Ненави-и-и-и-ижу садик.
В то, что любое образование может быть стопроцентным развлечением, я не верила никогда, но не помнила, чтобы учеба вынуждала меня выть над утренней овсянкой.
– Почему, Рэйни? – спросила я. – Почему тебе не нравится в садике?
– Каждый день садик, – ответил Рэйни. – Завтра садик. Потом опять садик. Всегда садик, садик, садик.
Я вспомнила о временах, когда опускала голову на подушку и с облегчением закрывала глаза после утомительного дня. Некоторого привыкания требует что угодно, это естественно – особенно жизнь в чужой стране и садик с детишками-китайцами. Может, у Рэйни привыкание просто не состоялось?
Нужно прислушиваться к его нытью, попытаться уловить подробности, решила я. И вот однажды он их выдал.
– Я очень хорошо сидел, а учитель все равно на меня разозлилась, – сказал Рэйни. – Не знаю почему.
В другой раз он выпалил:
– Учителя все время шумят. Не хочу в садик. Они кричат. У меня из-за этого сердцу больно.
«Кричат? Шумят? – задумалась я. – Насколько громко – и в каком смысле?»
– Как они кричат? – допрашивала я.
– Не хочу об этом говорить, – всегда отвечал он. Вообще у китайцев самые громкие голоса из всех, какие мне доводилось слышать (голос моего отца мог, по-моему, преодолеть длину Большого каньона из конца в конец). Может, у трехлетки Рэйни просто уши чувствительные? С силовым кормлением яйцами я как-то свыклась, и мне казалось, что Рэйни иногда нравится в садике, особенно если он явился домой с наклеенной на лоб красной звездочкой и гордо с ней разгуливал. И все же новые подробности меня обеспокоили. Что происходит в классной комнате учительницы Чэнь? Может, есть о чем волноваться?
На жизнь Рэйни в садике я могла взглянуть лишь одним глазком – посредством желтой папки на кольцах под официальным названием «Журнал развития ребенка», которую учительница Чэнь еженедельно передавала нам домой. В папке содержались фотоснимки детей, сделанные в разных углах классной комнаты: вот они позируют, изображая поваров в игрушечной кухне, а вот выстроены рядками, рты нараспашку – это у них пение, или вот стоят группой на игровой площадке.
На одной фотографии Рэйни с однозначно сердитым лицом сидит на коленках у мальчика постарше, мальчик обнимает Рэйни за талию. Подпись под снимком ссылается на шефскую программу: «Сестры и братья из старшей группы заботятся о младшей группе. Младшая группа больше не скучает днем по отцам и матерям, дети в младшей группе становятся независимыми и храбрыми». Более несчастным я Рэйни не видела никогда.