Старик кивнул. Видно было, что разговор доставляет ему удовольствие. Мало того что новый собеседник попался, так из городских, да еще и с его доводами соглашается. Правда, было видно, что он надеется о чем-нибудь поспорить. При информационном голоде хорошая дискуссия с умным собеседником — первейшее средство. Но такое удовольствие я доставлю старику позже.
— А какие это страшные последствия могут быть от Сети? — Я спросил не столько для поддержания беседы, сколько потому, что действительно заинтересовался.
— Для городского-то, может, и никаких. Вы, городские-то, Сеть когда делали, под себя ее мастерили.
— Но Сеть создавалась не по какому-то плану. Не было какой-то комиссии или комитета, который контролировал бы как развивается Сеть. Каждый человек подключался, следуя своим интересам. И, сами того не осознавая, формировали Сеть.
— Так в том-то и дело все! Ежели такую архисложную систему по плану создавать, так такую бездну ошибок можно понаделать! А вот спонтанное формирование Сети как раз гарантирует, что Сеть — не просто какой-то бездушный механизм. Она отражение личностей тех, кто ее формировал. Она не может вызывать в сердцах людей каких-то принципиально новых пороков. Может в слабых людях развивать уже существующие — это верно. Но если подросток с головой уходит в виртуальный мир Сети, то он и без Сети все равно совершил бы это. Пусть это был бы другой виртуальный мир — мир наркотиков или мир собственных фантазий. Если человек посещает в Сети порнографические ресурсы, то без Сети он бы рассматривал соответствующие журналы. Если человеку нравится быть другой личностью в чатах или форумах, то он и в реальном мире не будет собой.
— Для деревенских в этом есть какая-то опасность?
— Да все та же. Столкновение двух систем ценностей. Если два мировоззрения просуществовали рядом длительное время, то они только обогащают друг друга. Но когда сталкиваются две относительно изолированные системы ценностей, это кончается плохо. Либо для одной из них, либо для обеих. И столкновение деревни и города никогда не кончалось в пользу деревни. Город — это бурлящий котел, который переваривает все, что в него бросят.
— Понятно.
— Я боюсь за нашу молодежь. Это в вашем мире деревенский смог бы найти себя в городе. Но здесь мы живем по-другому. Для нас род больше, чем просто семья. Род — это все. Цель нашего существования — существование рода. Если неокрепший ум подростка сможет иметь доступ к Сети, то он растворится в городской жизни, проникнется ее мировоззрением. Но город не сможет дать им то, с чем они жили с рождения, без чего они не смогут жить дальше. А вернуться назад будет сложно. И жизнь подростка будет закончена, так толком и не начавшись.
— Похоже, вам это знакомо не понаслышке.
— Да. -Но я смог вернуться, хотя это было невероятно трудно. Жить деревенской жизнью после городской суеты может не каждый.
Мы подошли к большому дому. Похоже, это единственное трехэтажное строение в поселении.
— Ну вот и дом мой! — Дед Иван открыл дверь и вошел в темное помещение.
Впрочем, когда я последовал за ним, выяснилось, что внутри не так уж и темно. Просто после залитой солнцем улицы требовалось время, чтобы глаза привыкли к сумраку.
Через несколько секунд я уже смог рассмотреть интерьер. Небольшая комнатушка, кроме входной здесь еще две двери. Почему-то я сразу понял, что одна ведет в жилые помещения, а другая — в кладовку. В одном углу — люк в подвал, в противоположном —лестница на второй этаж.
— Ботинки снимать? — спросил я.
— Не надо. Только вытри почище.
Я повозил ногами по колючему коврику. Старик в это время расстегнул пояс и повесил его на крючок. К поясу был прицеплен бластер.
— А у вас в деревне всегда оружие носят? — спросил я.— Или из-за меня вооружились?
— Я-то из-за тебя надел. Но охотники или воины с бластером не расстаются.
— А что, часто в оружии нужда возникает? Я имею в виду не против зверья, а против людей.
— Да разве ж это люди? По людям мы не стреляем. Наши бластеры — против волков в человеческом обличий.
— А часто эти... волки здесь попадаются?
— Часто иль не часто, но попадаются. Всегда находятся такие, кто мирных крестьян обидеть захочет. Вот и приходится не совсем уж мирными быть. Ну что ж это я тебя в сенях держу? Проходи, сейчас трапезничать будем.
Старик указал на дверь. Я собирался было пройти внутрь, но старик остановил меня.
— Да ты сумку-то оставь, что ж ты с ней таскаться будешь?
Я замялся. С одной стороны, расставаться с сумкой мне не хочется. Хотя вряд ли ее кто-нибудь тронет. Похоже, Народ тут неплохой. С другой стороны, если я буду всюду с сумкой ходить, это вызовет ненужные подозрения и разговоры. А уж в моем положении это совсем ни к чему. Похоже, дед Иван понял мое состояние.
— Что у тебя там? — спросил он.— Важное что-то? Я кивнул.
— Что ж мне с тобой делать, «турист»? Я ведь вижу, бежишь от кого-то. С одной стороны, ты человек хороший, сразу видно. А значит, надо тебя и накормить, и напоить, и на ночь приютить. Да и обещал я тебе. Но, с другой стороны, а не будет ли для деревни от этого беды?
— Не будет, дед Иван. Если что, я сам сдамся. Вас никто не тронет.
— Не тронет, говоришь? Что ж, по лицу вижу, правду говоришь. Да только точно ли ты знаешь? Что за люди-то за тобой гонятся?
— Правительство наше.
На мгновенье появился огромный соблазн рассказать старику все. Он умный человек, сможет дать хороший совет. Но я тут же сообразил: а ведь мне не совет нужен. Я просто ищу кого-то, кто сделал бы выбор за меня, на кого я мог бы переложить груз ответственности.
Совсем я расклеился. Это должно быть мое решение, моя ответственность. И я не должен кому бы то ни было плакаться в жилетку. А иначе я просто сломаюсь и наделаю глупостей. Сейчас мне тяжело, но если я сейчас позволю слабости взять верх, то всю жизнь буду жалеть об этом. Конечно, если меня не пристрелят.
— Правительство, говоришь? Ну это лучше, чем бандюги какие. У правительства, конечно, возможностей больше. Но можно быть уверенным, что они не будут убивать всех, кто на пути попадется. Ладно, ты проходи. А то все в сенях мнемся.
Старик провел меня в комнату. Сначала я хорошенько умылся.
Эта гигиеническая процедура меня приятно удивила. Хотя я уже знал, что в этой деревне активно используют блага цивилизации, но почему-то ожидал, что придется умываться ледяной водой из кадушки и вытираться полотенцем.
Однако все оказалось гораздо приятней. Хотя водопровода здесь нет, но вода содержится не в кадушке, а в большом контейнере. И вытекает из вполне обычного крана. Мощный нагреватель позволяет умываться хоть кипятком, если у кого-то возникнет такое безумное желание. В шкафу рядом с раковиной нашлись все необходимые гигиенические средства: мыло кусковое и мыло жидкое, шампунь и еще многое другое. Правда, все это в простеньких, явно самодельных, пластиковых емкостях. А вместо полотенца на стене висит вполне приличная сушилка.
— Откуда вы все это берете? — спросил я, фыркая и отфыркиваясь от попавшего в рот мыла.
Старик понял, что речь идет о гигиенических средствах.
— Да все сами делаем. У нас же тут деревня, покупать не наездишься. Мыло с шампунем синтезируем. А всякие кремы, мази и прочие настойки бабка Агафья из трав варит.
Дождавшись, пока я умоюсь, дед Иван повел меня «трапезничать». Почему-то я предполагал, что сейчас за столом сидит куча народа. Но, кроме меня и старика, никого не было. Да и дед Иван ничего не ел, сидел только «за компанию».
Еда мне понравилась. Оказалось, что синтетическая каша — не такое уж и плохое блюдо. Особенно со свежими огурчиками-помидорчиками и куском натурального мяса. А уж под рюмку «беленькой» все это пошло совсем уж хорошо. Вообще-то пить я не люблю, но дед Иван сказал, что пятьдесят грамм для успокоения нервов никакого вреда, кроме пользы, не принесут. Я был вынужден согласиться — нервы действительно нуждаются в успокоении. А кроме того «беленькая» домашнего приготовления, настоянная на черносмородиновом листе, оказалась не такой уж гадостью, как магазинная водка.