Никола оказался дюжим широкоплечим мужиком. Пожалуй, если бы я не видел его вчера в поединках, то сказал бы — грузный.
Впрочем, и сейчас он показывает чудеса ловкости. Хватая сразу по несколько большущих контейнеров, он методично закидывал их в кузов грузовика. А я почему-то решил, что здесь в ходу только гужевой транспорт. Интересно, как тут добывают такую прорву энергии?
Ну ладно, на бытовые нужды им должно хватать — крыши покрыты солнечными батареями, да и сам биопластик стен можно использовать для аккумуляции световрй энергии. Но вот откуда берется энергия для питания машин?
Вряд ли в деревне есть портативная электростанция на химическом топливе. Ветряков тоже не видно, да и не дадут они нужного количества энергии.
Может быть, я и нашел бы разгадку, но пришлось прервать цепь размышлений. Никола уже до моего прихода погрузил большую часть груза. Оставшиеся контейнеры вдвоем мы покидали быстро.
К нам подошел дед Иван и сказал:
— Ну прощай, «турист». Вряд ли еще свидимся.
— Почему вы так думаете? Может, я еще приеду к вам в гости.
— Интуиция. Я кивнул — интуиции надо доверять. Меня она не раз выручала.
— Прощайте, дед Иван.
— Ты мне пиши.— Старик протянул клочок бумажки с накарябанным сетевым адресом.
— Вы же говорили, что Сетью не пользуетесь? — удивился я.
— Для развлечения не пользуемся. А почта, она нужна, без нее никак.
— Хорошо, буду писать. Дед Иван протянул мне руку. Я пожал ее. Рука оказалась крепкой, мозолистой.
Я залез в кабину грузовика, где уже сидел Никола.
— Можно ехать? — спросил он.
— Нужно,— ответил я.
Очень неприятная черта большинства опытных водителей — повышенная болтливость за рулем. Машину-то можно вести «на автомате», на одних рефлексах. Поэтому без разговора им становится скучно.
Однако Никола оказался человеком молчаливым. Хотя замкнутым и не был: когда я спросил, что именно он везет, охотно ответил:
— Да разные товары. Мед, фрукты. Их хорошо покупает — на одной-то синтетике долго не проживешь. Хочется натурального. Есть пряные травы и коренья, чеснок. С ними и синтетическая еда вполне съедобная. Разные лекарственные растения. Мази, капли, микстуры. Городские-то хоть и синтезируют всякие лекарства, а все не то. В травах-то сила природы. Это тебе не химия. Да еще немного шкур везем, на них покупателей не много — это роскошь, а не предмет необходимости, но платят хорошо.
Дальше мы ехали молча. Меня это вполне устраивало. Я ведь обещал себе вчера, что обдумаю информацию, найденную в Сети.
Итак, через несколько дней я создам сетевой почтовый ящик. В нем оставлю информацию, которая через десять лет будет разослана по самым популярным информационным ресурсам в Сети.
Но произойдет это только в правой ветви. Может быть, и ящик я создам уже после Развилки, в правой ветви? Скорее всего, так оно и есть.
Теперь уже никак не проверишь — сейчас настоящее и оба будущих объединены в единую информационную Сеть. Но, думаю, что ящик действительно будет создан только в правой ветви; в левой это просто бессмысленно.
А интересно, что произойдет в левой? Как информация попадет к спецслужбам? Они отнимут у меня диск или я добровольно его отдам?
Хочется верить, что все произойдет добровольно. Кстати, это объясняет, почему в левой ветви Олег выживет. Просто после того, как я пойду на сотрудничество, Олег сможет «легализоваться». Его наверняка определят в хорошую больницу, приставят охрану, как к важному свидетелю. А потом с нас всех возьмут какую-нибудь подписку о неразглашении, и мы сможем жить так же, как и раньше.
Хочется верить. Но эта гипотеза ничем не подтверждена — одни догадки. Впрочем, проверить можно — поискать в Сети архивы больниц или данные обо мне, Олеге и Галке после этой истории.
Что ж, хорошо, что есть способ узнать наверняка. Но все равно придется ждать. Сейчас я уже не успею нормально заняться поиском — мы уже подъезжаем к городу. А потом мне надо будет искать, где схорониться. Придется заводить какие-то знакомства, заняться проблемой наличности. Поэтому в лучшем случае мне придется мучиться догадками. И это меня начинает уже раздражать. Догадки, гипотезы, версии. Каждое маленькое предположение приходится долго и нудно проверять. Причем сначала я вынужден долго думать — а с чего же начать проверку. Потом надо перелопатить многие терабайты информации. И каждый ответ даст сотню новых вопросов.
Как же меня доконала эта вилка времени! Впрочем, я несправедлив. Слово «вилка» здесь не подходит — ибо оно обозначает предмет предельно простой и понятный. Так что это не вилка, а китайские палочки. Вот именно, китайские палочки времени.
Вроде бы все предельно просто — два бамбуковых прутика. А как начнешь разбираться, так жалеешь, что ввязался. Как держать руку, как ухватить обе палочки пальцами. И самое главное — как этим есть? Нет, вилка гораздо проще.
Так что аналогия очень хорошая. Все думали, что имеют дело с вилкой времени. И даже не знали, что у них в руках китайские палочки времени.
Неизвестно, куда бы меня завело придумывание аналогий, но внезапно я обнаружил, что смотреть в окно гораздо интересней — там то и дело проскакивают поселения.
Видимо, мы уже подъехали близко к городу. Правда, ни одного достаточно крупного населенного пункта я не увидел. Да здесь их и не может быть. При клановой социальной системе люди обычно селятся небольшими группками. Даже крупные города здесь представляют собой не столько один населенный пункт, сколько множество поселений, расположенных на компактной территории.
Деревушки, пробегающие мимо окна, все похожи одна на другую. Те же дома из биопластовых плит, те же низкие Длинные хозяйственные постройки. Но было в каждом поселке что-то неуловимое, что выделяло его среди десятков подобных.
Иногда я видел и людей. Босоногие мальчишки гонят стою коров; бородатые мужики ковыряются под капотом грузовика; женщины с ведрами остановились посудачить.
Один раз проехали мимо стоящих у обочины машин. Около них толпились молодые бугаи, одетые главным образом в черную кожу. Судя по их лицам, они явно что-то не поделили. Стояли они двумя группами — одна напротив другой. Причем у тех, которые стояли справа, на щеках, лбах и руках вытатуированы красные зигзаги. А у их оппонентов — синие и зеленые полосы. Причем у более молодых узоров меньше, видимо, татуировки заключают в себе информацию о человеке и его социальном положении.
С каждой стороны то и дело высовывались бластеры, Впрочем, в ход оружие не пускалось. Похоже, это всего лишь демонстрация силы.
Почему-то я решил, что это и есть те, кого дед Иван называл шальными людьми. Машинально рука потянулась к поясу, где висел подарок старика.
— Да не обращай на них внимания,— посоветовал Никола.— Они промеж собой собачатся. Нас не тронут. Да и не больно-то они смелые днем. Ежели б один человек шел, так, может, его и пристукнули бы. А машину трогать не будут. Всех-то сразу не перебьешь. Да и неизвестно им, сколько нас. Может, в кузове дюжина людей прячется. Пока самых первых застрелят, другие успеют домой радировать. А в деревне не обрадуются, что их людей ни с того ни с сего стреляют. Из какого бандюки клана, по татуировкам видно. Вот и пойдут всему клану мстить.
— А зачем же тогда эти татуировки, если они настолько мешают?
— Мешать-то они мешают. Но без них не проживешь. Они ж там промеж собой грызутся. Во-первых, клановый дух должен быть сильным. Во-вторых, специально татуируют, чтобы не мог предать, перейти в другой клан. Кто ж его возьмет с чужой татуировкой? В-третьих, татуировка гарантирует некоторую безопасность. Если какого-то урку убьют, то его убийца должен будет отвечать перед кланом убитого. Но если у покойника не было татуировки, то всегда можно сказать — мол, я не знал, что он ваш. И тогда это уже личное дело убитого и убийцы, род жертвы не может предъявить никаких претензий к клану душегуба. Так что от татуировки пользы больше, чем вреда. Для шальных людей, конечно. Простому крестьянину оно ни к чему. Иногда, правда, кто из молодежи «для красоты» наколет картинку. Так для того розги и придуманы.