— Понятно,— сказала она сочувственно.— А вы сюда по делу приехали или отдыхать?
Ну вот, она решила поддержать разговор. Надо как-то нравиться от ее общества. Иначе я потеряю остатки здравомыслия.
— Вообще-то у меня сейчас отпуск. Но отдохнуть пока не слишком получается,— ответил я.
Умом-то я понимаю, что разговор следует сворачивать. Но вот язык действует сам по себе. Хотя я никогда не относился к людям с хорошо подвешенным языком, но теперь можно вполне сказать, что у меня язык на независимой подвеске. В том смысле, что действует независимо от сознания.
Данный каламбур, промелькнув в мыслях, несколько приподнял мое настроение. Но все равно обидно, что над собственным телом я уже не властен. Может, применить чип? Он вполне сможет загасить ненужные эмоции.
Задумавшись над этим, я зачерпнул большой ложкой борщ.
— Не буду вам мешать.— Девушка отошла от столика. Вот так всегда и получается: бьешься над проблемой, мозги ломаешь, а когда уже нашел решение, проблема самоустраняется.
Я собирался было вновь углубиться в раздумья, но обнаружил, что голова абсолютно пуста. Я попытался вновь запустить мыслительный процесс, но ничего не получилось. Дальше — хуже. От горячего борща меня потянуло в сон. Сознание начало «уныривать», с периодичностью в несколько секунд все вокруг меня на мгновенье растворялось во тьме. Еще немного, и я начну клевать носом. Впрочем, я и так собирался сразу после обеда улечься спать. В очередной раз вынырнув из секундной отключки, я обнаружил перед собой абсолютно пустую тарелку. Значит, я успел все съесть и даже не заметил.
Когда официантка вновь подошла ко мне, я обнаружил, что не испытываю никаких посторонних чувств. Видимо, та часть моего мозга, которая заведует эмоциями, уже перешла границу и сейчас благополучно пребывает в царстве Морфея. А в этом мире остались только простейшие бытовые алгоритмы.
Ведомый этими алгоритмами, я умудрился заказать стакан чая с мятой и медом, выпить его, расплатиться и добрести до комнаты.
ГЛАВА 7
Когда я очнулся, дневная жара уже спала. Да и вообще, похоже, уже близится вечер.
Спросонья я соображал не слишком хорошо. Но сразу заметил, что негативные последствия слишком тесного общения с Сетью приказали долго жить. Что ж, постараюсь выполнить их приказ и проживу долго.
Встаю с кровати, иду к умывальнику — отдельной ванной в номере нет. Все правильно, я же просил самую дешевую комнату. Хотя ванная мне бы не помешала.
Позавчера я душ не принял: оказывал Олегу первую медицинскую помощь. Вчера тоже: уж слишком хотелось спать после праздника. Похоже, сегодня данная гигиеническая процедура мне также не грозит.
И все это время на жаре, в одной и той же одежде. И даже без смены белья. Нет, я не отношусь к тем людям, которые часами очищают поры и увлажняют кожу. Но три дня в таких антисанитарных условиях — это слишком. Может быть, когда бармен посчитал меня наркоманом, он ориентировался не столько на внешний вид, сколько на запах?
Закрыв входную дверь на хлипкий шпингалет, я разделся и, нависая над раковиной, хорошенько промыл наиболее «ароматные» участки тела. Сделать это было трудно, приходилось стараться не залить пол.
Несколько небольших луж все-таки окружили умывальник. Но зато я почувствовал себя чуть лучше. Надо обязательно купить мыло, зубную пасту, щетку и прочие подобные мелочи. А еще хорошо бы сходить в баню, поблизости наверняка должно быть подобное заведение.
А еще надо поесть, я чувствую зверский голод. Хотя ел всего несколько часов назад.
Спустившись в просторный зал, я обнаружил, что трапезничающих совсем немного. Видимо, здесь люди предпочитают питаться в определенные часы.
Впрочем, до режима питания аборигенов мне сейчас не было дела, нос уловил густой запах жареного мяса. Заворочавшийся желудок сообщил мне, что теперь-то я достаточно окреп для столь тяжелой пищи, как жаркое.
Бармена за стойкой не было. Однако между столами сновала та самая официантка.
Стоило мне усесться за пустующий столик, как она оказалась рядом и поинтересовалась: чего я желаю?
Я желал всего. Однако, как сказал какой-то великий экономист, аппетиты человека ограничены стенками его желудка. Вспомнив это изречение, я принялся выбирать.
Сей процесс оказался долгим и мучительным. Наконец я выбрал гречку и жаркое и продиктовал девушке заказ. При этом меня несказанно порадовал тот факт, что никаких посторонних волнений во мне не возникло. Думаю, в первый раз действительно было виновато перенапряжение психики.
Впрочем, теперь, когда больше ничто не помрачает мой разум, я особенно отчетливо вижу необыкновенность этой девушки. Сейчас она уже не кажется мне какой-то особенно сногсшибательной или невероятно красивой. Самая обычная внешность — если не считать глаз.
Однако глаза-то ее просто невероятные. И выражение лица. Наверняка у нее необыкновенный характер. Наверняка она очень хорошая, но не очень счастливая девушка.
Но не потому, что «жизнь не удалась». Напротив, похоже, что она довольна своей судьбой в целом. Однако что-то гнетет ее.
— Вы так пристально на меня смотрите,— произнесла девушка.
Я спохватился — действительно получилось не совсем прилично.
— Извините. Просто у вас очень красивые глаза.
— Не надо извиняться, вы же ничего плохого не сделали. А за комплимент спасибо. Обычно если кто-то из посетителей и говорит что-то подобное, то они расхваливают совсем другие части тела.
Похоже, девушка не просто старается вести себя вежливо. Интонации говорили, что ей действительно приятно. Должно быть, мои слова и впрямь выгодно выделяются на фоне обычных комплиментов с излишне явными намеками.
— Да,— продолжил я,— глаза у вас совершенно невероятные. Только в них есть какая-то скрытая боль. Может, я могу вам помочь?
И куда меня несет? А ведь теперь это не бессознательный словесный понос, которым я страдал несколько часов назад. На этот раз хотя предложение о помощи и вырвалось откуда-то из глубины души, но я вполне мог бы сдержать его. Однако не захотел. Почему? Мне что, своих проблем не хватает?
— Вряд ли вы чем-то поможете,— улыбнулась девушка. Но улыбка получилась какая-то кривоватая, вымученная.— Разве только у вас есть лишние двадцать тысяч кредитов.
Двадцати тысяч кредитов у меня нет. То есть они есть, но только теоретически — на банковских счетах. А все счета наверняка уже под наблюдением.
В голове мелькнула безумная мысль: может, все-таки сдаться? Тогда я снова смогу распоряжаться своими деньгами. И Олега спасу, и девушке помогу.
Я тут же оборвал себя — еще этого не хватало! Погубить человечество только ради девушки, имени которой я даже не знаю. И потом, зачем ей столько денег? Может, на какую-то глупость? Может, она просто хочет накопить круглую сумму и уехать отсюда. В прошлое. То бишь в мое настоящее. Из «правого» будущего часто уезжают люди в поисках лучшей доли. Наивные, они полагают, что если не смогли наладить жизнь в одном месте (точнее, в одном времени), то стоит переехать, и все уладится само собой.
Впрочем, здесь что-то не сходится. Не похоже, что девушка недовольна жизнью, я уже обращал на это внимание.
— А зачем вам столько денег? — спросил я.
— Мой брат умирает.— Ее глаза влажно заблестели.— У меня, кроме него, нет больше никого. Он еще ребенок совсем, ему всего десять лет. Нужна печень. А клонировать печень — это огромные деньги.
Ага, а еще помимо самого органа нужно оплатить операцию и последующую реабилитацию. В названную сумму можно едва-едва уложиться.
Интересно, в какую спецслужбу мне нужно звонить, чтобы сдаться?
Видимо, девушка уже пожалела, что разоткровенничалась. Сказала, что не будет мешать мне есть, и удалилась.
О какой еде она говорит? Да мне кусок в рот теперь не лезет. А ведь еще минуту назад меня мучил голод.