— А почему же раньше меня сразу платить заставляли?
— Так у тебя такой видок был! Я и решил, что ты наркоман. Вот и поосторожничал — вдруг придет время платить, а у тебя денег не окажется.
— А сейчас, значит, непохож?
— Сейчас непохож,— невозмутимо ответил бармен и принялся еще усерднее драить стаканы.
Раз сейчас платить не обязательно, то можно пойти прогуляться.
Выходя из здания гостиницы, я вытащил очки из кармана и нацепил их. Может, я и выгляжу придурком — кто же в темноте солнечные очки носит? — но с ними я буду видеть лучше, чем без них.
Кабель я подсоединил к гнезду в «ошейнике». Чип адекватно отреагировал и высветил в углу второго визуального слоя маленькую пиктограмму. Сконцентрировавшись на ней, я вызвал меню. Переходить в режим ночного видения ни к чему, еще не настолько темно. Пока достаточно просто повышенной чувствительности сенсоров.
Встроенная в оправу очков пара микрокамер включилась, пересылая изображение на чип. Я отдал команду отключить зрительный нерв и выводить на первый визуальный слой данные с камер.
Мир вокруг изменился, стал четче, контрастнее. Каждый предмет обрел множество невидимых прежде деталей. Закатное небо заиграло мириадами невообразимых оттенков, оставаясь при этом абсолютно естественным. Я не стал видеть окружающее по-другому, я просто стал видеть лучше. На второй визуальный слой я приказал чипу выводить данные из инфракрасного диапазона. Каждый предмет приобрел ауру — красные силуэты людей, облаченные в оранжево-желтую одежду, сине-зеленые неживые предметы.
Тепловая карта накладывается на обычное изображение, но не перекрывает его. Я одинаково хорошо могу разглядеть и рисунок на пестрой рубахе встречного прохожего, и тепловые узоры воздуха, обволакивающего его фигуру.
На третий визуальный слой я вывел изображение электрических и магнитных полей. Очки обладали еще множеством полезных функций, но использовать их все одновременно я не могу — возможности человеческого мозга ограничены.
Я и так испытываю большую нагрузку на зрительный центр мозга. Мало того что ему приходится обрабатывать не один визуальный поток, а целых три, так еще каждый Ио них обладает огромной детализацией и цветовой гаммой.
Без тренировки такая нагрузка может оказаться фатальной. Но я привык работать с несколькими визуальными слоями. Правда, редко бывают случаи, когда приходится иметь дело с информационным потоком такой мощности. Одно дело — рафинированные и отфильтрованные схемы, цифры и графики, совсем другое — «сырой» видеопоток.
Закончив настройку, я принялся обозревать окрестности, используя новоприобретенные способности.
Удивительное зрелище. Темные черты зданий, обагренные последними лучами солнца, темные силуэты людей. Все это мрачное великолепие купается в океане великолепия феерических красок. Свой цвет имеет все: холодный пластик домов, последние теплые потоки воздуха, взмывающие к небу, разгоряченные тела людей.
Кроме этого, все, что так или иначе искажают электрические или магнитные поля, окутано особой аурой, у людей она имеет определенную структуру: можно рассмотреть пульсацию электричества в сердечной мышце, импульсы в мышцах, мягкое сияние вокруг головы и вдоль позвоночника — излучение нервных клеток.
Вокруг меня движется множество фигур — светящихся, переливающихся, пульсирующих потоками света. Сияния накладываются, сливаются как друг с другом, так и с фоновым излучением.
Все это порождает целую лавину ощущений, впечатлений, эмоций, мыслей. Я остро осознал, что каждый человек — целый мир; я почувствовал, что все люди едины; я понял, что мы есть часть окружающего мира, а он есть часть нас.
Мой мозг начал захлебываться, сейчас он получает гораздо больше информации, чем может переработать. В сознание неудержимой лавиной проскакивают обрывки каких-то очень больших, очень сложных и прекрасных мыслей. Но ни одну из них я не могу осознать целиком, я пытаюсь сконцентрироваться на одной, но волна других заливает меня.
Эмоции хлещут через край. Я не очень эмоциональный человек, но сейчас меня просто разрывает поток беспричинного счастья, волны бездумного восторга.
А это опасный признак.
Когда-то я всерьез пытался обучиться медитации. Не тому облегченному варианту, который доступен даже тупым среднестатистическим американцам, а настоящему искусству великих самураев и йогов, Толком я так и не освоил ее, для этого требуется слишком много времени. И слишком много усердия необходимо проявлять.
В тот период времени у меня катастрофически не хватало ни того, ни другого. Учеба в университете, тренировки по русскому рукопашному бою и некоторым восточным единоборствам, погружение в Инсайд, общефизические тренировки. На все времени не хватало катастрофически. Правда, можно было завязать с полевыми ролевками. Но это была бы слишком большая жертва — тогда для меня единственной отдушиной оставалась возможность поноситься по лесам с деревянным мечом наперевес в компании «эльфов», «гномов», «орков» и прочих фэнтези-существ.
В результате больших успехов в медитации я так и не достиг. Но кое-что усвоил твердо. Например, беспричинный, бездумный восторг допускать нельзя, это слишком опасно для психики. Позитивные эмоции — это маяк, который показывает, куда нам надо двигаться.
Если эйфория захлестывает просто так, не как реакция на какие-то наши действия, то это крайне опасно. Позитивные эмоции должны появляться только тогда, когда мы осознаем, что сейчас поступаем правильно. Неважно, осознанно мы одобряем свои действия или наше подсознание подсказывает нам это. Самое главное — эмоции должны подразумевать оценку нашего поведения.
Эмоции не должны быть реакцией на внешние раздражители. Они могут быть только реакцией на наши реакции на внешние раздражители.
Конечно, это не обязательно для обычного человека. Можно радоваться чему-то, что произошло само по себе, без нашего участия, и при этом оставаться вменяемым человеком.
Однако это правило должен неукоснительно соблюдать каждый, кто хочет совершить что-то очень сложное или достичь чего-то невероятного. Это правило следует обязательно помнить в экстремальной ситуации, а моя ситуация как раз экстремальная. И еще, это правило должно быть главной заповедью всех, кто вносит коррективы в свою психику. А раз я взломал на своем чипе «защиту от дураков», то вся ответственность за мои мозги лежит уже не на плечах создателей чипа, а на моих собственных.
Все эти доводы заставили меня слегка изменить настройку чипа. Я снизил информационные потоки, поступающие с инфракрасной камеры и электромагнитного сканера. А вот поток с визуального сканера я, напротив, повысил.
В результате этих манипуляций нагрузка на мозг снизилась. Теперь изображение не вызывает неконтролируемых эмоциональных реакций, а выполняет свою прямую функцию — предоставляет информацию, необходимую для адекватного ориентирования в окружающем пространстве.
Теперь я не вижу феерической игры красок тепла и электричества. Осталась только чистая информация — четкие силуэты и плавная градация цветов.
А вот зрение в видимом диапазоне, многократно усиленное сенсорами очков, дает великолепную картинку. Цвета не слишком хорошо различимы, даже высокочувствительные рецепторы вынуждены расплачиваться за возможность видеть в темноте. Но своими глазами я видел бы лишь серые фигуры, а очки позволяют не только великолепно различать мельчайшие детали, но и отличить один цвет от другого. Конечно, это не та насыщенность красок, которую можно наблюдать летним полднем, но все же сейчас, почти в полной темноте, я вижу так же хорошо, как без очков при свете.
И если цвета не слишком яркие, то такой чувствительности мельчайших градаций освещенности я никогда не смог бы добиться, надеясь только на свои глаза.
Я огляделся по сторонам. Не для того, чтобы насладиться местной архитектурой с помощью сверхвозможностей очков. Просто я вдруг обнаружил, что, забавляясь с высокотехнологичной игрушкой, я зашел в какой-то темный переулок. Людей здесь нет, и мне стало не по себе. Если сейчас выскочит толпа обкурившихся придурков, то от меня останутся только рожки да ножки.