Поднимаемся на лифте. Я жму кнопку видеодомофона, висящего возле нужной двери. На экране появляется лицо Гали, хотя я и понимаю, что это просто автоответчик.
— Здравствуйте, сообщите свое имя и цель визита.
— Галка, привет, это твои бывшие одноклассники,— отвечаю я.
Только бы она была дома! Олега я предварительно прислонил к стене так, чтобы он не попал в объектив домофона — незачем пугать девушку раньше времени.
— Привет, Сашка! — отвечает Галка. На этот раз настоящая, а не запись.— А почему ты про себя во множественном числе?
— Мы так и будем через дверь разговаривать? — Прием грубый, но эффективный, а ведь сейчас дорога каждая секунда.
— Ой, извини. Проходи,— Красный огонек на домофоне сменяется зеленым. Дверь немного приоткрывается.
Я толкаю ее ногой, затаскиваю Олега в квартиру. При этом я распахиваю его плащ, чтобы были видны кровавые пятна на его рубашке.
— Ему медицинская помощь нужна,— бормочу я. Надо отдать Галке должное — она держит себя в руках великолепно. Несколько секунд стоит молча. А потом быстро, но спокойно произносит:
— Ну что ж ты стоишь? Неси его в комнату! А я руки помою.
Я волоку тело в глубь квартиры. Снимаю со стола пластиковую скатерть, расстилаю на диване, укладываю на ней Олега.
Входит Галка. Она успела не только помыть руки, но и накинуть белый халат. В руке держит светлый чемоданчик, из которого извлекает какие-то медицинские инструменты, приборы, ампулы.
Галя принимается колдовать над телом.
— Жить будет? — не вытерпел я.
— Пока трудно сказать. Чем это его так?
— Похоже, из гауссовика.
Наконец Галя заканчивает таинственные манипуляции.
— Плохо. Ему кардиоэмулятор вдребезги разнесло,— заявляет она.
— У него кардиоэмулятор? — поражаюсь я.
— Да. А ты не знал?
Я киваю. Конечно, я не знал. Это же не я в него в школе был влюблен.
— Слушай, Галка, как же он до сих пор жив? Мозг через пять минут без кислорода умирает. А мы вон сколько ехали.
— Когда ему эмулятор ставили, родное сердце решили не удалять. Ему тогда двенадцать было. Врачи думали: организм молодой, сердце еще оклемается, тогда и эмулятор извлечь можно будет. Я сейчас проверила, сердце и правда в порядке. Он, видимо, просто забыл или не захотел на операцию ложиться, чтобы эту штуку вынули.
— Вполне в его духе,— соглашаюсь я.— Раз все нормально, зачем вынимать?
Мы немножко помолчали.
— Слушай, Галка, а что у него с сердцем было? — спрашиваю я.
— Одна вирусная болячка.
— Это та самая, из-за которой он полгода в школу не ходил?
Галя кивает. Я вспоминаю, что именно эта болезнь Олега внушила Галке мысль поступать в медицинский. Родители долго уговаривали ее изменить решение — она была девочкой впечатлительной, боялась крови. Да и вообще много чего боялась.
Но Галя твердо решила быть доктором. И раз характер препятствует этому, то надо менять характер. Галка решила покончить со всеми своими страхами раз и навсегда.
Если она боится всего склизкого, то надо завести террариум и поселить в нем лягушек. Если она боится крови, то надо смотреть боевики, ужастики, триллеры.
Эти фильмы дали ей понять, что она боится еще очень многого. Например, оружия. Тогда Галка записалась в стрелковую секцию.
Однако устранять каждый конкретный страх оказалось слишком долго. В одном из китайских боевиков Галя услышала, что кунг-фу — это не просто удары и блоки, а образ жизни, способный изменить человека. В том числе и научить бороться со страхами.
После этого Галка увлеклась кунг-фу. Потом были ушу, карате, что-то еще. Конечно, чтобы по-хорошему отрабатывать все удары и блоки, времени не хватало. Галка брала и.; каждого единоборства понемногу, делая основной упор на философию и развитие духа.
Однако она не только преодолевала свои страхи, но и активно изучала медицину и все сопредельные науки: биологию, химию, психологию. По этим предметам наша подружка очень скоро стала отличницей, регулярно побеждала на всех олимпиадах.
На все времени не хватало катастрофически. Галка забросила развлечения, с головой погрузилась в самосовершенствование.
Родители перестали отговаривать, видя, что дочь настроена серьезно. Лишь однажды они обмолвились, что медработник — это не только герой, спасающий жизни. Приходится ухаживать за людьми, многие из которых не могут ходить. Точнее, могут, но только под себя.
Галка намотала эту информацию на ус — она завела щенка и с упоением убирала за ним лужицы и кучки, стараясь навсегда избавиться от естественного отвращения.
Все эти старания не прошли даром. Галка поступила в медицинский и, закончив его с красным дипломом, стала первоклассным хирургом.
Она совершила то, что под силу лишь немногим,— поставила перед собой цель и шла к ней долгие годы, посвящая ей каждое мгновение своей жизни. Галка сделала это потому, что любила Олега. Каждый раз, когда ей становилось слишком трудно, когда силы были на нуле, когда усталость и отчаяние возводили перед ней непреодолимую стену, Галка вспоминала Олега. Вспоминала, как он лежал на больничной койке, его бледное лицо, дрожащие от слабости веки. И это давало ей силы продолжить: она сразу видела, что если через стену нельзя перелезть, то ее наверняка можно обойти.
Галка никогда не мечтала, что ей придется лечить Олега. Однако она знала, что у каждого ее будущего пациента будут родные, которые его любят, которым он так же дорог, как ей Олег. Этого ей было вполне достаточно.
Однако судьбе это не показалось достаточным. И теперь человек, которого Галка любит, лежит на кровати в ее квартире и его жизнь зависит от нее. И теперь Галка знает наверняка: все, через что она прошла, было не напрасно. Я где-то читал, что труднее всего для врача — лечить близкого человека. Того, кого любишь, боишься потерять. И если знаешь, что только ты и никто более ответственен за его жизнь, начинаешь волноваться. А врачу нельзя волноваться. Потому что медицина — не точная наука, а искусство. Искусство более высокое, чем рисование или графоманские потуги. И даже не потому, что необходимо обладать настоящим талантом, опытом и теоретической подготовкой, а не только особым мировоззрением. Потому что цена ошибки — жизнь человека.
Однако сейчас, глядя на Галку, нельзя сказать, что она волнуется,— все-таки она работала над собой так долго и интенсивно, что ее нервы давно превратились в стальные тросы.
— Слушай, Галка, а в чем опасность для его жизни? — спрашиваю я.— Кровь ты остановила. Кардиоэмулятору конец, но у него же свое сердце цело. Легкое, конечно, в клочки порвало. Но при современном уровне медицины и твоих способностях ему и одного с избытком хватит. Так почему же ты сказала, что дела плохи?
— Да потому что с таким сердцем долго не проживешь. Оно же у него с двенадцати лет почти бездействовало, миокард сильно атрофирован. В больницу бы его... Там бы он наверняка выжил.
— Нельзя ему в больницу! — отзываюсь я.— Там его найдут и завершат начатое. Это серьезные люди. Выстрелили не абы куда — в сердце метили. Олегу жутко повезло, что ему врачи сердце в правую часть груди переместили. Слушай, неужели ты больше ничего сделать не можешь?
— Я ввела ему препарат, замедляющий метаболизм. Жизнь в нем еле теплится — так меньше нагрузка на сердце. Пока он держится. Но в таком состоянии нельзя находиться долго. Если бы у меня был «Митохондр»!
— Но это нелегально! Вирусы-симбионты запрещены.
— Уж поверь мне, я об этом знаю не хуже тебя. Все-таки я врач.
Я задумываюсь. Вместо нужных мыслей в голову лезет всякая чепуха. В памяти всплывает неизвестно когда прочитанная мною статья уголовного кодекса, которая обещает м использование вирусов-симбионтов до семи лет тюрьмы.
Я мотаю головой, отгоняя ненужные мысли. Жизнь моего лучшего друга зависит от «Митохондра», а это значит, что я достану его. Даже если мне будет грозить смертная казнь через посажение на кол.
— А если я достану «Митохондр», он выживет? — спрашиваю я.