А тем более сейчас, когда прекрасная гармония природы напоминает мне Дашу. Зелень травы — цвет ее глаз. Шелест ветра в ветвях берез, журчание речушек — ее голос. Изящные стволы тех же берез — ее фигуру.
Хотя нет, «фигура» — отвратительное, некрасивое слово. При мыслях о Даше сразу вспоминается незаслуженно забытое русское слово «стан».
Так я и ехал — смотрел по сторонам и в окружающих пейзажах видел ее. А потом пейзажи пропали, а Даша осталась. Она говорила мне что-то важное. Но что именно, не знаю. Я не вслушивался в слова, был занят другим: ловил каждый звук ее голоса, наслаждался нежнейшими переливами.
Потом она поняла, что я не слушаю, нахмурилась и начала отдаляться. Я побежал за ней, но не мог догнать. Потом я споткнулся, упал на землю. Почва подо мной заколыхалась, запрыгала. И вдруг оказалось, что это не земля, а кузов грузовика, трясущегося на кочках и колдобинах.
Уже темно. Рассмотреть что-либо вокруг невозможно — глаза различают лишь линию, где черная кромка леса переходит в чуть более светлое небо. Можно надеть очки, но это довольно затруднительно, если учитывать, что у меня на голове мешок с двумя дырками. Да и зачем? Мне не нужно что-то рассмотреть, и задумчивый мрак вокруг прекрасно гармонирует с моим настроением. Да и не хочется после всего произошедшего вчера вновь прибегать к неестественным для меня способностям — пусть это всего лишь и ночное виденье.
Уже должны подъехать к Питеру. Чтобы проверить, выхожу в Сеть. Вызываю программу InsideTraveller — она находится в списке активных, в последние дни я часто пользовался ею.
Несколько мгновений уходит на то, чтобы спутниковая система определила мое местонахождение. До Петербурга осталось минут двадцать езды.
Задираю голову вверх — где-то там кружит невероятно сложное переплетение металлов, органики, керамики и КММ — квазимолекулярных материалов. До спутника всего какая-то сотня километров. За сегодняшний день я преодолел в несколько раз больше. Однако добрался от Москвы до Санкт-Петербурга я за несколько часов, а до спутника мне не добраться и за всю жизнь.
Но эта не видимая мною точка может превосходно рассмотреть меня. Может быть, сейчас кто-то видит грузовик, кажущийся игрушечным. Вчера мне как-то удалось подключиться к системе наблюдения на спутнике. Однако сейчас я даже не знаю, с какой стороны подойти к решению этой проблемы.
Вчера я был почти всемогущим. Но был ли это я?
Возможно, я углубился бы в дебри философии, однако мое внимание привлекло обилие огней на горизонте.
Санкт-Петербург. Как и большинство городов в этой реальности, он был практически до основания разрушен более трехсот лет назад. Погибло культурное наследие, оставленное десятками поколений предков.
И я приложил к этому руку. Нет, конечно, я не взрывал дворцы, не разорял парки. Во всяком случае, надеюсь, что нет — ручаться за себя-будущего я-настоящий не могу.
Я усмехнулся — сейчас я-настоящий нахожусь в будущем по отношению к себе-будущему. Машина времени была изобретена уже больше тридцати лет назад, а человечество никак не привыкнет к относительности понятий «настоящее», «прошлое» и «будущее».
Но усмехнулся я не слишком весело — грустные мысли этому способствуют. Опять навалилось тяжелое ощущение ответственности. Только от меня зависит, будут ли потеряны миллионы культурных памятников по всему миру. Если наступит не это будущее, а альтернативное, то все исторические и архитектурные ценности будут великолепно сохранены.
Впрочем, сейчас памятники должны волновать меня меньше всего — они только камни, пусть и несущие в себе память. В обычной ситуации такая мысль показалась бы мне кощунственной. Однако, когда рушится цивилизация, не время думать об обрушившихся дворцах и замках.
Машина резко затормозила, голова по инерции мотнулась и стукнулась о жесткий пластик кузова. Не больно, но обидно. Похоже, прежние рефлексы еще долго не вернутся во всей полноте. Впрочем, даже то ограниченное психическое и физическое состояние, в котором я пребываю сейчас,— невероятно низкая плата за возможности, которыми я вчера обладал.
Наверное, опасность все-таки раскрыла какие-то внутренние резервы. Ничем другим я не могу объяснить ничтожно малый откат после запредельного перенапряжения всех систем организма. Но в таком случае мне еще предстоит отдать долги собственному телу, после того как эта история завершится. Мне остается только надеяться, что я смогу расплатиться по счетам. Иначе...
— Эй, заснул, что ли? — прервал мои размышления водитель.— Вылезай, приехали.
И впрямь приехали. Это еще не Петербург, а нечто вроде города-спутника. Но водитель еще в Москве предупредил меня, что в саму северную столицу не поедет.
Я выпрыгнул из кузова. Довольно неуклюже, от долгого сидения в одной позе тело слегка занемело. Но все же я умудрился остаться на ногах после прыжка. С сожалением я подумал, что раньше мог целую неделю просидеть за компьютером без движения и после этого чувствовать себя бодрым и уверенным.
«Старею»,— пронеслась в голове глупая мысль. Ее я тут же отогнал — стареть мне еще рано. Просто в следующий раз сто раз подумаю, прежде чем полностью выплеснуть свое подсознание наружу. Впрочем, сто раз я подумать не успею. Не хватит времени даже на один раз.
И вообще, сильно надеюсь, что следующего раза не будет. Какое-то чутье говорит, что еще одного подобного издевательства над психикой я не перенесу. И закончу свои Дни в одной палате с Наполеоном и Кутузовым. Честь, конечно, большая. Но почему-то мне такой вариант не нравится.
Впрочем, если речь опять будет идти о жизни десятилетнего мальчика, может быть, я и смогу добровольно расстаться со своим психическим здоровьем. Но мне очень не хочется оказаться перед таким выбором.
Я поблагодарил водителя и побрел куда глаза глядят. Конкретного маршрута я пока не выработал. Как оказалось, глаза глядели в направлении одного из расположенных на окраине поселения заброшенных строений. Оно и к лучшему — пережду ночь в развалинах, здесь мала вероятность, что меня побеспокоят.
Похоже, здание очень старое. Стены его сложены из кирпича, а не собраны из биопластовых плит. Уже в моем времени кирпич редко использовался как строительный материал. Дома из него строили, но только в тех случаях, когда хотели получить здание «под старину».
А потом, когда по планете пронеслись волны революций и потрясений, большая часть промышленности была уничтожена. Традиционные товары пропали из употребления, их место заняли дешевые предметы из пластика, которые можно создать даже на бытовом синтезаторе. В качестве строительного материала повсеместно стали использоваться практичные, хотя и не слишком эстетичные биопластовые плиты.
Похоже, это здание еще существовало в моем времени. Если так, то в Сети наверняка есть его чертежи. Они действительно обнаружились. Здание оказалось Домом культуры. Когда-то здесь были многочисленные секции и кружки, бассейн, два кинозала, тир, спортивный и тренажерный залы.
Теперь нет ничего, кроме голых стен и хрустящего под ногами крошева кирпичей. Сквозь дыры в полуобвалившемся потолке пробивается лунный свет. Однако тьму он почти не разгоняет. Напротив, освещенные участки стен бросаются в глаза, мешая зрачку приспособиться к темноте.
Снимаю ставшую ненужной уже маску, надеваю очки, соединяю тонким проводком с «ошейником». В голову приходит мысль — провод-то уже и не нужен. Это в моем мире да в «левом» будущем помех столько, что дистанционным соединением можно пользоваться только в квартире. А здесь ничто не будет заглушать сигнал.
Но, поразмыслив, я все же оставил провода и кабели, поскольку уже привык к ним и дискомфорта они мне больше не доставляют. Зато скрывают меня от возможных преследователей. Ведь если я воспользуюсь дистанционным соединением, то простейший сканер засечет меня.
Конечно, я пользуюсь Сетью, это тоже может выдать меня. Но зачем повышать шансы? Тем более что связь с Сетью осуществляется посредством шифрованных информационных пакетов. Засечь их трудно, да и то только тогда, когда идет передача информации. А я больших объемов данных не пересылаю, с коммуникатора идут лишь запросы серверам. Так что работа в Сети вряд ли сможет навести на мой след. Да и мало ли кто в этом мире может работать с Сетью? А номер моего коммуникатора спецслужбам неизвестен .