— Отец так и хочет сделать. Мой отец — глава рода,— с вызовом и гордостью посмотрела она на меня.
— А мой отец — веб-дизайнер,— признался я.— Так почему же тебе не понравилось решение отца, да еще вождя клана?
— Я не обязана отвечать!
— Конечно, не обязана. А если я тебя пытать начну?
— Не начнешь,— с некоторой неуверенностью заявила она.— У тебя лицо доброе.
И почему мне так с внешностью не повезло?
— Тогда сейчас мы пойдем к твоему отцу. Уж он-то сумеет добиться от тебя ответа! — По лицу девушки я понял, что попал в точку.— Так что если не хочешь говорить ему, то придется сказать мне. И учти, если обманешь, то я сразу пойму.
Ну я несколько преувеличил — в данном вопросе я не намного превосхожу обычного человека. Последний пси-тест, который я проходил еще в университете, оценил мой индекс эмпатии в сто сорок два пункта. Обмануть меня чуть труднее, чем среднестатистического человека, но все равно не слишком сложно.
Однако девушка-то этого не знает. И поэтому, слегка поколебавшись, призналась:
— Здесь, в туннелях, грибы растут. Особые.
— Галлюциногенные,— подсказал я. Девушка кивнула.
— А отец не одобрил бы твое увлечение этими грибами, если бы узнал,— скорее сказал, чем спросил я.
Еще один кивок был мне ответом.
— И ты решила сама прогнать подземных жителей, чтобы твой отец не приказал заделать входы в подземелья и тем самым не лишил тебя доступа к грибам.
— Да.— Девушка оживилась.
Похоже, придуманный план ей самой казался гениальным, однако никому другому она о нем рассказать не могла. В молодости так хочется поделиться своими «гениальными» мыслями! И теперь она с радостью принялась выплескивать на меня потоки подробностей:
— Я узнала, что они верят в Белого Спелеолога и Двуликую — они ведь дикари! Погрязли в глупых суевериях! А про Перуна и остальных богов даже и не слышали! Вот какие дикие! Так вот, я взяла у отца голографический проектор, а ему сказала, что он нужен мне для...
— Избавь меня от подробностей,— попросил я. Девушка сникла — рассказать очень хотелось, но ослушаться меня боится, чтобы я в отместку не рассказал все се отцу.
— Значит так,— начал я,— отцу я твоему ничего не расскажу, но при одном условии.
В начале моей фразы она облегченно улыбнулась, однако, дослушав до конца, нахмурила свой лобик, задумавшись, что же я могу от нее потребовать. Наконец ей показалось, что она поняла. Призывно заулыбавшись, девица принялась нарочито медленно расстегивать комбинезон.
— Да погоди ты! — испугался я.— Я совсем другое имел в виду!
Она послушно вернула застежку комбинезона на место и уставилась на меня уже испуганно — наверняка решила, что я потребую от нее что-то страшное и ужасное. Впрочем, ее догадки подтвердились.
— С грибами ты завязываешь! — После этих моих слов испуг на лице девушки сменился гримасой неподдельного страдания. Я продолжил: — Я сейчас должен далеко уйти, но когда-нибудь вернусь и спрошу у этого племени: не видели ли они тебя больше? Если узнаю, что ты тут бродила, то мигом доложу твоему отцу, что ты жрешь всякую дрянь. А теперь иди.
Я развернулся и поплелся назад к костру.
Аборигены встретили меня восторженными криками — они-то думали, что я мертв.
И уже успели поделить между собой вещи из моего рюкзака.
С большим трудом мне пришлось втолковать им, что вещи придется вернуть — у этих дикарей действительно начисто отсутствует понятие частной собственности. Раз я так далеко и надолго ушел от рюкзака, значит, он мне не нужен, решили аборигены.
Туземцы взяли лишь то, что сочли ничейным. А теперь считают вещи своими и упорно не хотят отдавать обратно. После долгих препирательств мне удалось вернуть имущество, хотя я и недосчитался нескольких банок консервов, брикетиков концентрата и симпатичного брелка от ключей. Но сами ключи вернуть удалось, чему я сильно обрадовался — я еще собираюсь когда-нибудь вернуться в свою квартиру. А поскольку домашний компьютер я изъял, то без ключей мне не войти.
Вернул я и все остальные важные вещи — по крайней мере, те из них, про которые вспомнил.
После этого я объяснил аборигенам, что, выходя на поверхность, они и близко не должны подходить к человеческому жилью. Пообещав, что если они будут выполнять мои заветы, то никогда не увидят ни Белого Спелеолога, ни Двуликую, я удалился в направлении Петербурга.
Больше ничего серьезного мне не встречалось. Несколько раз ловил себя на мысли, что опять, как и ночью, неадекватно воспринимаю ход времени — то часы сжимаются в минуты, то минуты растягиваются в часы.
Но теперь моя память, подхлестнутая историей про Белого Спелеолога и Двуликую, выдала и другие когда-то рассказанные знакомыми-спелеологами истории. По их словам, получалось, что подобные шутки психики, когда невозможно точно определить время,— обычное явление под землей.
Встречались мне стаи крыс — удивительно больших и удивительно наглых. Сначала я расшвыривал их смачными ударами ноги. Но, шмякнувшись о стену, серые тела поднимались, отряхивались и вновь бросались в бой.
Тогда я решил воспользоваться бластером. Поставил его на самую малую мощность. Не потому, что боялся убить крыс — буддистом я не являюсь и не испытываю угрызений совести, убивая столь мерзких тварей. Заряд тоже можно было не беречь — батарей хватаете лихвой. Просто я боялся, что слишком уж мощные выстрелы способны обрушить туннель. А бластер на это вполне способен — когда дед Иван расхваливал свое верное оружие, он явно его недохвалил.
Даже поставленный на минимум, бластер оставался грозным оружием — его скорострельность действительно намного выше, чем у серийной модели. Град ярко-синих бластов, выглядящих невероятно эффектно во мраке подземелья, накрывал стаю мерзких крыс, и через несколько секунд не оставалось ни одной уцелевшей особи.
В стороны летели ошметки разорванных бластами тел, брызгала кровь, тяжелый запах паленой шерсти густой волной прокатывался по туннелю вслед за раскатами эха, порожденного десятками верещащих и орущих от боли, еще полуживых крыс.
Несколько секунд торжества над поверженными врагами и попытки пробраться, не наступая на дымящиеся трупики. Не получается, хруст черепов под ногами воскрешал в памяти полное боли верещание множества тоненьких голосов.
Едва тронутые ногой тушки рассыпаются горячим пеплом, который темным облаком поднимается в воздух. Свет фонарика меркнет, в носу начинает свербеть...
Наконец крысы перестали меня донимать — то ли я вышел из ареала их обитания, то ли успевшие сбежать с поля боя предупредили об опасности собратьев.
После этого я пошел достаточно быстро и почти без проблем, лишь изредка поскальзываясь на ползающих в лужах слизняках. По-моему, нормальные слизняки хотя и любят сырость, но по лужам ползать не должны. Однако то ли мои скромные познания в слизнякологии неверны, то ли (что вероятнее) мне попались какие-то неправильные слизняки.
К вечеру я подошел достаточно близко к самому Петербургу. Теперь следует подумать о том, как я буду выбираться на поверхность. Поскольку канализация давно не работает, то большинство входов в нее наверняка не в лучшем состоянии.
Я вызвал схему туннелей, нашел ближайший выход. Как я и опасался, канализационный люк не хотел открываться — что-то заклинило в древнем механическом замке.
Мощный выстрел из бластера наверняка бы решил эту проблему. Но быть погребенным под грудой камней почему-то не хочется. Значит, надо пробовать другие люки — один за другим.
Все они не могут быть заблокированы — ни за что не поверю, что только одна девушка в этом мире неравнодушна к растущим в туннелях грибам. Да и аборигены подземелий, с которыми я имел честь обедать, слишком хорошо были знакомы с жизнью на поверхности. Наверняка все канализационные племена по ночам выходят из туннелей, чтобы заняться экспроприацией.
Уже на втором канализационном люке мне улыбнулась удача — рычаг блокировки, несмотря на покрывавшую его ржавчину, повернулся легко.