Наконец выстрелы затихли. Несколько секунд тишины — видимо, разбойники всматриваются в воду, пытаясь понять, удалось ли им меня подстрелить. Непонятно, как они рассчитывают что-то увидеть: после такого фейерверка глазам необходимо время, чтобы привыкнуть к темноте. Да и клубы пара сильно мешают.
— Кирпич, ну как там? Подбили мы его?
— А я откуда знаю? Вы ж всю реку вскипятили! Даже если там дюжина человек плескаться будет, сканер ничего не покажет!
— Ну так и хорошо, что вскипятили. Ежели бластами его не убило, так он наверняка сварился. Пошли в лагерь.
— А разницы-то для нас нет — живой он или мертвый. Бластеры разрядились, а с дубинками за ним не побегаешь.
— Да мертвый он, мертвый. Сварился в кипятке.
Из этого разноголосого обмена репликами я понял, что быть подстреленным мне больше не грозит — преследователи посадили батареи бластеров. А уж дубинки мне не страшны — в моем-то бластере больше половины заряда осталось.
Спасибо деду Ивану, стрелял я много, гораздо больше, чем все разбойники, вместе взятые. И заряд остался только потому, что у моего бластера аккумулятор с увеличенной мощностью, а у разбойников — самые дешевые модели. Спасибо тебе, дед Иван, никогда тебя не забуду.
Разговор наверху начал удаляться. Я подтащил к земляной стене бревно и взобрался на него. Вцепившись в траву и почву наверху, засеменил ногами по обрыву. Удивительно, но взобрался я таким способом довольно быстро.
Взяв бластер, я направил его в спину разбойникам.
— Стоять! — гаркнул я изо всех сил.
То ли разбойники мне попались крайне нервные, то ли их переклинило от моего крика, но повели себя они неадекватно. Обернувшись на крик, они вскинули дубинки и с громким рыком понеслись на меня. Может быть, просто не заметили в темноте бластера?
А ведь хотел я обойтись без крови. Не получилось.
Троих заряды повалили на землю. Но мужиков оказалось слишком много, и бежали они слишком быстро. Большая часть отряда оказалась в опасной близости от меня.
От атаки первого я просто увернулся. К этому моменту он успел набрать приличную скорость. Кроме того, стремительно опущенная дубинка, не нашедшая препятствия, потянула вниз. Затормозить разбойник не успел, громко зарычал и рухнул с обрыва.
Осталось еще трое. Угрожающе задрав дубинки, они ревели, как берсерки. Выпученные глаза ярко светятся — в инфракрасном диапазоне, разумеется.
Ну с этими проблем не будет. Они привыкли дубинками головы пробивать. А о том, что силу противника можно обратить против него, даже и не слышали.
Стремительный рывок навстречу. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что я просто пробежал мимо одного из разбойников и только в последний момент уклонился от столкновения. Но массивная туша с размаху плюхнулась на землю, пропахав широкую борозду и взметнув в воздух тучи листьев. Я не только поставил подножку, но и успел одним комплексным движением нанести три удара по голове — основанием ладони, ее ребром и локтем. А ведь выглядело это как простой взмах руки. Если гипотетический наблюдатель не присматривался, то он даже не заметил, что я касался головы разбойника. Хорошая штука — айкидо!
Оставшиеся двое пронеслись мимо, остановились, попытались сообразить, куда же я делся. Внизу, под обрывом раздавалось громкое шебуршение — похоже, тот, который первым добежал до меня, безуспешно пытается выбраться. Еще бы, с такой-то массой.
Пока двое оставшихся сообразили обернуться, их стало на одного меньше. Я не стал унижаться до выстрела в спину, просто пинком ноги придал мускулистой туше нужное ускорение. Туша рухнула с обрыва прямо на своего товарища, которому почти удалось выбраться.
Последний разбойник попер на меня, размахивая дубиной.
Подныриваю под занесенную руку, захватываю ее. Тяну сначала от себя — туда, куда рука и так двигалась. Затем вниз, потом на себя.
Разбойник совершил немыслимое сальто-мортале и растянулся на земле. Подойдя ближе, я понял: сальто действительно оказалось мортале — разбойник мертв. Может, шею сломал, может, просто расшибся.
Те двое, которые валяются под обрывом, тоже не шевелятся, но живы они или нет, я проверять не стал.
— Кирпич! — раздался вдруг хриплый голос.
Я вскинул бластер. Там, откуда шел звук, никого не было. Точнее, там лежит труп. Но говорил явно не он.
— Кирпич! Вы где? Отвечай!
Только теперь я обратил внимание на неестественное звучание голоса. Источником звука оказалась рация, висящая на поясе у трупа.
Что делать? Нельзя, чтобы в лагере что-то заподозрили: мне необходимо сохранить эффект неожиданности, чтобы освободить шофера. Однако отсутствие ответа насторожит главаря. Можно попытаться ответить, имитируя хриплый голос разбойника. Нет, как только меня начнут расспрашивать, по моим ответам будет понятно, что говорит посторонний.
— Кирпич, собака, ты опять забыл зарядить рацию? Ну только вернись, я тебе мозги прочищу!
Отлично, пусть думают, что в рации просто села батарея. Не буду их разубеждать.
Я направился к лагерю, оставив позади грязно ругающуюся рацию, проклинающую плохую память убиенного Кирпича. Интересно, зачем с такой изобретательностью ругаться, если уверен, что тебя не слышат?
Высветив перед глазами карту, я побрел обратно к дороге, по пути тщательно осмотрел инфракрасную картину местности и нашел лагерь. Три ярких пятна костров, менее отчетливые точки людей.
Через четверть часа я вышел на дорогу в том самом месте, где был остановлен грузовик. Правда, теперь здесь нет ни самой машины, ни бревна, ни трупа Игната. Только темное пятно посреди дороги говорит о произошедшем здесь жестоком убийстве.
На дороге я не стал долго задерживаться. Легкой тенью прошмыгнул на противоположную сторону и исчез в кустах. Умом я понимаю, что увидеть меня здесь никто не может, просто некому — я ежесекундно сканирую окружающее пространство. Однако пробудившиеся древние инстинкты заставили как можно быстрее миновать открытое место.
Теперь время напрячь свой чип — риск нежелательной встречи слишком высок. Спутник посылает сразу несколько картинок во всех возможных диапазонах. Сотни программ независимо друг от друга обрабатывают эти картинки, анализируют, сравнивают друг с другом, прогоняют через все мыслимое фильтры. Огромные массивы полученных данных отсеиваются, вычленяется действительно важная информация и выводится в доступной форме.
Мир вокруг преобразился. Деревья перестали быть просто столбами с ветками или едва различимыми пятнышками на картинке со спутника. Теперь я ощущаю пространство вокруг себя, чувствую структуру леса вокруг, выделяю полянки и тропинки.
Следующим включается анализ данных, снимаемых со слуховых нервов. Звук раскладывается по частотам, вычленяются базовые элементы звуковой картины окружающего мира. Затем элементарные сочетания звуков оцениваются в динамике, анализируются их сочетания. Теперь, в достаточной степени изучив звуковой фон окружающего мира, программа способна предупредить меня о любом постороннем звуке, будь то треснувшая под неосторожной ногой ветка или чих. И неважно, какой силы будет звук, главное, чтобы он был хоть немного сильнее порогового уровня восприятия моего слухового нерва.
Пространство вокруг заполнилось сложной структурой. Мельчайшие шорохи, на которые я сам не обратил бы внимания, подмечаются чипом. Колыхание ветвей, шорох крыльев, шелест листьев под крохотными лапками. Но ярче всего выделяются совсем другие звуки — неприятные, диссонирующие с гармоничными шумами леса.
Пьяные выкрики, стук пластиковых кружек, мощный храп. Слабые, едва различимые, эти колебания воздуха заслоняют собой все прочие, гораздо более мощные звуки. До лагеря еще далеко, но он бесцеремонно вторгается в естественный шумовой фон, разрушая все очарование лунной ночи.