Раньше мои приятели, успевшие обзавестись семьями, рассказывали о подобном. Я втихомолку посмеивался, мол, руки не из того места растут, вот и выдумываете глупости, чтобы не выглядеть придурками. Но теперь я начинаю думать, что дети все-таки обладают таким таинственным свойством.
В результате моих попыток слезы только размазались по личику Иринки. Маленькая мордочка и до этого выглядела не слишком чистой, а уж теперь и вовсе похожа на боевую раскраску дикарей.
— Ты не плачь, а лучше расскажи, что рядом с твоей деревней находится? Речка, или озеро, или еще что-нибудь.
Достав фляжку с питьевой водой, я смочил носовой платок и принялся умывать девочку. Ей это не понравилось, но сопротивляться она не стала.
— Есть речка,— заявила Ира.— Она сначала просто течет, а потом впадает в другую речку, в большую. А еще рядом горка есть, там баба Дуся коз пасет. Потому что там трава высокая и вкусная. Баба Дуся говорит, что на горке к солнцу ближе, поэтому и трава лучше.
Судя по карте, поблизости только одна деревня подходит под описание.
— Хватит нюни разводить,— велел я.— Знаю я, где твоя деревня. Пойдем быстрее, а то мамка-с папкой волнуются.
— У меня только мамка есть. А папа давно умер.
Чтобы девочка снова не заплакала, я принялся рассказывать ей сказки. Иринка слушала их с интересом — похоже, этих сказок она никогда не слышала.
Через некоторое время я заметил, что девочка боязливо оглядывается по сторонам. Страх перед темнотой вполне естественен в ее возрасте. Вспомнив, что в рюкзаке есть фонарик, я вручил его Иринке.
Девочка обрадовалась. Похоже, что она никогда раньше не держала в руках фонарика, хотя хорошо знает, для чего он нужен и как работает. Нащупав кнопку, она принялась с радостным визгом направлять луч света на деревья.
Потом она споткнулась о корень, упала, фонарик откатился в сторону. Иринка поднялась, потирая ушибленную коленку, подобрала фонарик. Немного подумала и заявила, что теперь будет светить на земле перед нами, чтобы больше ни она, ни я не спотыкались.
После этого она действительно принялась сосредоточенно водить лучом света по ковру прошлогодних листьев.
— Ой! — вдруг пискнула она через некоторое время и задрала фонарик кверху.
— Что такое?
— Я это дерево знаю! — завопила Ира, ткнув пальчиком в сосну, освещенную фонариком.
Дерево действительно оказалось приметное — на высоте человеческого роста ствол раздваивается, образуя нечто наподобие параболы.
— Дальше я и сама дойду. Спасибо тебе, что ты меня из лесу вывел! — завизжала Ира и понеслась вперед.
— Погоди ты! — Я двумя прыжками догнал ее и мягко схватил за плечо.— Еще не вывел. Ты от меня не убегай, я пока тебя не передам мамке, не отпущу.
Девочка насупилась, но все-таки пошла рядом, хотя и гораздо резвее, чем раньше. И куда только девалась ее усталость? Когда я встретил ее у дороги, Ира почти валилась с ног.
Лес вскоре кончился, мы пошли через поле. Уже невооруженным глазом можно различить огоньки в окнах домов, а через несколько минут показались и сами дома.
Войдя в деревню, мы сразу наткнулись на толпу хмурых мужиков, которые заметно повеселели, когда Ира с радостным визгом бросилась к ним на руки и, сбиваясь, принялась рассказывать, как добрый дядя вывел ее из леса.
Мужики принялись жать мне руку, благодарить за спасение Иринки. Спросили, где я девочку встретил. Я честно ответил, что ехал в Москву, увидел Иру на обочине, понял, что ей нужна помощь.
О том, что я выпрыгнул из кузова на ходу, я рассказывать не стал. Не люблю лишних подробностей. Тем более, что мне совсем ни к чему подробности, которые могут привлечь ко мне внимание.
Впрочем, эта предосторожность оказалась бесполезной — Иринка все равно рассказала, что добрый дядя спрыгнул с большой машины.
— Так ты без транспорта остался? — спросил один из местных.— Ничего, мы тебя до Москвы-то довезем. И не спорь, ты ребятенка спас, свои дела ради этого бросил. Должны мы тебе теперь помочь или не должны?
Сначала я действительно хотел отказаться. Потом вспомнил, что нахожусь не в том положении, когда можно положиться на авось.
Развилка произойдет завтра (а точнее, уже сегодня). И если я не успею попасть в свое время, то все совершится без моего участия. Например, диск перехватят спецслужбы или произойдет еще нечто подобное. А мне совсем не хочется навсегда остаться в этом времени.
— Ладно, только скажите, где мама Иринки? Я обещал, что передам ее матери из рук в руки.
— Так Марфа-то пошла в лес, свою Иринку искать. Значит, придется оставить девочку на попечение односельчан до возвращения ее матери. А самому ехать в Москву.
Решение верное. Только я вдруг понял, что не в состоянии сейчас ехать. Сам не знаю почему. Это не стремление непременно следовать своему слову. Я даже не считаю, что поступлю нечестно, если уеду. Когда я сказал Иринке, что передам ее лично матери, я лишь хотел сказать, что не отпущу ее, пока не буду уверен, что она в безопасности.
Да и Иринка сейчас вовсе не волнуется за мать — похоже, в этой деревне прогулка по ночному лесу не вызывает страха.
Но все равно меня не покидает четкая уверенность, что я просто обязан убедиться в том, что Иринка и ее мать вместе. Почему? Сам не знаю.
Интуиция. Будь она неладна. Когда, рыская по Сети через Инсайд, я понимал, что должен поступить определенным образом, я никогда не задавал вопрос: зачем? Обычно я уже через несколько минут убеждался, что предчувствие было правильным. И в течение этих нескольких минут мне было некогда задавать себе вопросы — полет сквозь электронные джунгли просто не оставлял возможности думать о чем-то, кроме самого полета. А сейчас мне придется идти через лес, и в голове будет пульсировать вопрос: зачем я иду?
Интуиция хороша, когда на размышления нет времени. Когда голова свободна, логика куда лучше, чем интуиция.
— Иришка,— я присел к девочке и легонько ущипнул ее за нос— Я сейчас пойду в лес и найду твою маму. Скажу ей, что ты нашлась. А то она волнуется.
— Ты что, задумал в лес идти? — спросил один из местных.
— Ну да. Я же ясно сказал об этом.
— Не глупи. Ты ж не местный, заблудишься.
— А у меня карта есть.
— Все равно, незачем идти тебе. За Марфой пошел Семен. Он старый вояка, самый лучший в деревне, для него человека в лесу найти — раз плюнуть. Тем более он с собаками, по запаху вмиг найдет.
Почему-то после этих слов я еще больше укрепился в мнении, что идти должен.
— У него собаки, а у меня термосканер. Так что еще неизвестно, кто первым Марфу найдет.
— Ну вижу, что не отговорить тебя. Хочешь — иди. Как вернешься, машина уже готова будет, отвезем тебя в Москву. Только все равно зря ты затеял это. У Семена по всему телу вживлены агрегаты,— последнее слово мой собеседник, сказал с глубоким почтением. Видно, сильно гордится тем, что у них в деревне есть настоящий киборг.— Мы всей деревней скидывались, чтобы наш лучший воин был еще лучше. Он теперь в темноте видит как днем. Так что нечего тебе с ним в ночном лесу соревноваться.
— Ну я тоже в темноте неплохо вижу.
Я чуть было не проговорился, что у меня в тело тоже «агрегат» вживлен. Правда, только один. Зато вроде бы обычные вещи, висящие у меня на поясе, позволяют мне потягаться с любым киборгом не только в поиске заблудившихся людей, но и во многом другом. А темные очки, скромно высовывающиеся из кармана, позволят мне видеть в темноте даже лучше, чем днем, и это лишь часть их возможностей.
Но обо всем этом я не сказал, местные сошлись во мнении, что я абсолютно бесполезное дело затеял. Хотя все же поблагодарили, что я с такой готовностью решил помочь жителям их деревни.
Отойдя достаточно далеко, я нацепил на нос очки и подключил проводок к разъему нэк-ринга. Прелесть непроглядной ночной темени сменилась скучным серым сумраком режима ночного видения. Мысли также потекли совсем в другом направлении. Я прекратил наслаждаться тишиной и стал думать о предстоящей «спасательной операции». Найти и вернуть мать маленькой Иришки. И желательно раньше, чем ее найдет этот киборг Семен.