Музыкальный автомат играл "Голубой блюз". Ямайцы в пестрых куртках, клетчатых рубашках и широких галстуках потягивали пиво, лениво болтая.
Было еще довольно рано, однако Старый Горшок уже сидел в своем углу. Появляться раньше всех и уходить последним - в этом был весь Старый Горшок. Такое прозвище он получил потому, что по сей день питал пристрастие к одной и той же посудине, а вовсе не из-за того, что у него были не все дома.
Джерри уже направлялся к его столику, но тут услышал голос, который несомненно принадлежал кому-то из клана Корнеллов:
- Кого я вижу, черт возьми! Да ведь это же наш малыш, которого я еще вчера качал на коленке!
Так и есть... Это дядюшка Перси... Джерри судорожно сглотнул слюну, подавляя подкатившую к горлу тошноту.
Дядюшка Перси расположился в углу у двери, и потому Джерри не сразу его заметил. Старик был родным братом матери. Такое же длинное, как у нее лицо, те же манеры. Давно небритый подбородок оброс седой щетиной, на кончике носа висела прозрачная капля, большие выцветшие глаза слезились. На грязной лысине лепешкой сидела засаленная кепка. Одет он был в старый драный плащ, под которым виднелись какие-то дырявые шерстяные одежки.
Джерри вздохнул. "Опять..." - грустно подумал он, выискивая в углах кармана еще одну монету. В конце концов, может, и она будет потрачена не зря. Но вначале Старый Горшок.
Старик сидел на своем обычном месте в неизменном коричневом, видавшем виды пальто, такого же цвета фетровой шляпе, кофейном пиджаке, потертых на коленях коричневых брюках и ботинках.
- Привет, Горшок, - подходя к нему, сказал Джерри. - Как дела?
- Пошел прочь! - огрызнулся тот, поглубже забиваясь в угол.
- А я-то хотел тебя угостить, - продолжал Джерри. - Как ты насчет чего-нибудь покрепче?
Старый Горшок недоверчиво зыркнул на него.
- А-а, один из Корнеллов, как я погляжу! И который же?
Джерри невольно сжал кулаки, но приходилось сдерживаться.
- Джерри, - нехотя буркнул он. - Ты меня помнишь? Я теперь неплохо устроился.
- Оно и видно! - хихикнул Старый Горшок. - Ладно, неси сюда пинту и выкладывай, чего надо!
Джерри заказал пинту вермута и принес старику.
- Говорят, ты видел, что там нынче стряслось на перекрестке, - сказал он.
- Ага, - согласился Старый Горшок и тут же переспросил: - Где, ты говоришь?..
- Перекресток Портобелло-стрит и бульвара Колвилл.
- Угу, Корвелл, - замахал головой Горшок. - Шпиона корейского сбили...
- Корейская война давно закончилась, - нетерпеливо перебил его Джерри. Много лет назад...
- Правда, что ли? - удивился Горшок.
- Ну, так что ты там видел?
Старик забормотал что-то маловразумительное. Джерри пожал плечами, махнул рукой и вернулся к столику дядюшки Перси.
- Ну как, дядюшка Перси? - спросил он, устраиваясь напротив.
Можно не сомневаться, что добрая половина сидящих здесь знает, что случилось нынче и кто сбил Ходкисса, но точно так же можно утверждать наверняка, что никто из них ничего не скажет. Если на кого-то и можно надеяться, то лишь на людей, подобных его родичам, то есть опустившихся на самое дно. Но даже они, опасаясь всеобщего осуждения, не рискуют развязывать языки. Значит, надо быть поосторожнее, чтобы никто не подслушал.
Но дядюшка Перси тоже ничего не знал. Что теперь? Все мысли Джерри были заняты исключительно этим, а дядюшка, которого одолели сантименты, вдруг ударился в воспоминания о детстве любимого племянника. Но тому меньше всего на свете хотелось обсуждать подобные вопросы. К тому же дядюшке вдруг стукнуло в голову называть его Ником - так звали рано умершего младшего брата Джерри.
Корнелл смирился с тем, что, видать, придется идти на Талбот-стрит, где в одном из просторных подвалов обитала большая часть Корнеллов. Конечно, это будет пренеприятнейшая процедура...
Там живут пятеро его сводных братьев и сестер. Мать умерла несколько лет назад. В битком набитом подвале этого почти никто не заметил. Вместе с ней подохла и жившая там же собака. Она так и пролежала несколько месяцев в углу, пока не нагрянула санитарная инспекция с очередной проверкой.
Джерри вышел из бара и направился к Талбот-стрит. Это была довольно симпатичная на вид зеленая улочка. За деревьями скрывались невзрачные фасады старых облупленных домов.
Вечерело. На загаженной птицами и бродячими собаками мостовой играли детишки. У парадных, сидя на скамейках и старых ящиках, судачили кумушки. По улице туда и обратно медленно ездили машины, водители которых искали развлечений. На стенах висели объявления:
"БОЛЬШАЯ ЧЕРНАЯ КУКОЛКА УСЛАДИТ
ВАШ ОТДЫХ*.
"ГУВЕРНАНТКА ИЩЕТ РАБОТУ".
"ПРОДАЕТСЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ГОНОЧНАЯ
МАШИНА".
"ИЩУ РАБОТУ НА НЕПОЛНЫЙ ДЕНЬ.
СПРАШИВАТЬ РЫЖУЮ ЛЕДИ".
Все как обычно.
Лишь крадущаяся от дерева к дереву странная фигура нарушала привычную картину.
"Конфуций" утвердился в мнении, что Корнелл - шеф целой преступной шайки, которая, кроме всего прочего, при случае промышляет и секретными документами. Он сам видел, как англичанин встречался со своими людьми, давая им указания или выслушивая отчеты, и начал побаиваться за свою жизнь. У этого Корнелла глаза и уши повсюду. Возможно, он уже знает, что за ним следят...
Наконец Канг-Фу-Цу увидел, как Корнелл по щербатым ступенькам спустился в какой-то темный подвал. Возможно, у него здесь штаб, а может, всего лишь одна из многих явочных квартир.
Напротив дома Канг заметил парочку таксофонов. Весьма кстати! Можно, не рискуя упустить Корнелла, связаться с Чангом. Ему повезло еще больше - один из телефонов работал. Фантастическое везение в этих трущобах. Трижды его соединили не с тем номером, однако в конце концов с миссией связаться все-таки удалось.
Оказалось, что у Чанга тоже кое-что выгорело. Мадам Лили фон Берн потребовала десять фунтов аванса и заявила, что готова немедленно приступить к делу с тем, что остальную часть гонорара она получит в случае благополучного исхода.
Канг велел помощнику прибыть на Талбот-стрит и сменить его. Если Корнелл или кто-нибудь из его шайки обнаружит слежку и захочет убрать "хвост", будет лучше, если этим "хвостом" окажется не он, резидент...
ГЛАВА 14
В РОДОВОМ ГНЕЗДЕ
В фамильном подвале Корнеллов, концентрация зловония была столь мощной, что могла свалить с ног человека к ней непривычного. Потому, наверно, и обходили его стороной и полиция, и судебные исполнители, и благотворительные общества, и даже домовладелец, который давно уже махнул рукой на этих своих жильцов. Но Джерри был Корнеллом, он здесь вырос. И потому, решительно толкнув дверь, висевшую на одной петле, он шагнул в темноту.
Здесь не было ни электричества, ни газа. Берлогу Корнеллов освещали стеариновые свечи и печка, на которой готовили еду и возле которой обогревались в зимние холода.
За последние пять лет их шесть раз показывали по телевизору, фотографии Корнеллов печатались в "Дейли Экспресс", "Дейли Телеграф", "Морнинг Стар", о них трижды писали "Тобис" и "Кенсингтон Пост", два раза - журнал "На помощь!", один раз - "Трибюн", "Дейли Миррор", "Своими глазами", Кристофер Дог в своей колонке "Правдивые истории" и даже еженедельник "Филмз" (их снимали для какого-то документального фильма, но потом кадры о Корнеллах вырезали, настолько отвратительно все это выглядело). Корнеллов упоминал "Словарь сленга и малоупотребительной лексики" ("он СКОРНЕЛЛИЛ у бедной старушки последний пенни"). Восемь раз о них писала в больших статьях "Гардиан".
Короче говоря, Корнеллы были притчей во языцех. Иногда им даже удавалось заработать на этом, продавая охотникам за "гвоздевым" материалом кусок отменной лондонской нищеты. Они настолько свыклись со своим прозябанием, что по-другому жить уже не хотели, да, наверно, и не смогли бы.