— Дороти стала опытным специалистом в области китайского искусства и старины, куратором отдела азиатского искусства в маленьком, но престижном канадском музее, — продолжала я. — Однажды, разглядывая аукционный каталог «Моулзуорт и Кокс», она увидела одну из серебряных шкатулок, с которыми играла в детстве. Вскоре она увидела и вторую шкатулку из этого набора.
— Минуточку, — бесцеремонно перебил Энтони. Он повернулся к сыну и сказал что-то по-китайски.
Сяолин отрицательно помахал головой. Энтони несколько мгновений смотрел на сына, а затем спросил тихим голосом, от которого мурашки побежали по телу:
— Тогда где они?
Сяолин ничего не ответил.
— Увидев эти шкатулки на рынке, Дороти многое поняла. Во-первых, совершенно очевидно, что их выставил ее родственник. Более того, их появление в Нью-Йорке означало, что шкатулки вывезли из страны контрабандой. Дороти рассказывала мне, что ее отчим привез шкатулки из Китая, но на самом деле это было не так. Она сама вывезла одну шкатулку, потому что была совсем маленькой и не понимала, что делает. Сводный брат Дороти, Мартин, отлично помнит эту шкатулку. Возможно, это было начало всей той лжи, довольно безобидной поначалу, которая разрослась до непредсказуемых и жутких последствий.
Энтони неодобрительно взглянул на меня.
— По просьбе Дороти ее муж купил две шкатулки. Она говорила, что не занимается коллекционированием в своей области, но это была очередная ложь. Полтора года назад Дороти и Джорджу принадлежали все три шкатулки. Дороти сказала, что когда соберет их все, то передаст историческому музею Шаньси в Сиане. Если она действительно говорила правду, то могла бы сделать это уже полтора года назад.
— Она этого не сделала, потому что внезапно придумала, как найти своего брата. Одна из шкатулок раньше была в коллекции Се Цзинхэ. Дороти с Джорджем связались с доктором Се и узнали, что он купил эту шкатулку несколько лет назад, по крайней мере так он им сказал. Они обратились в аукционный дом с просьбой предоставить им информацию о втором продавце, но получили отказ. Однако слова доктора Се убедили их в том, что это был именно он. Доктор Се также сказал, что приобрел шкатулку уже давно. Дороти, которая была куратором музея, самостоятельно проверила источник и не нашла доказательств того, что шкатулка находится в Канаде в коллекции доктора Се значительное время. Ее муж, считавший доктора Се своим коллегой и другом, думал, что стоит поверить ему на слово и что результаты проверки Дороти могут быть ошибочны. Но Дороти не согласилась.
— Шкатулка была в моей личной коллекции много лет, — довольно раздраженно произнес доктор Се. — Я купил ее в Гонконге, прежде чем он перешел в руки китайцев, на совершенно законных основаниях и привез в Канаду тоже законно.
— По-моему, речь сейчас не об этом, доктор Се, — заметила я. — Эта шкатулка была похищена из очень известной гробницы.
— Пожалуйста, продолжайте, — нетерпеливо потребовал Энтони. — Пока я услышал лишь безумные и совершенно голословные утверждения.
— Дороти, — сказал старик, сажая сверчка обратно в корзину. Кажется, он был немного не в себе.
— Мне понятно, почему вы так хотите считать мои слова необоснованными, но поверьте, существует возможность все доказать, и кроме Джорджа Мэттьюза имеются еще два юриста, которые слышали эту историю от самой Дороти, — Ева Рети в Торонто и Майра Тетфорд в Пекине. Далее Дороти решила, что найдет своих китайских родственников и одновременно положит конец контрабанде. Думаю, на это у нее была пара причин. По словам Джорджа, она почти патологически боялась, что кто-нибудь узнает, что она из семьи преступников, и, таким образом, коллеги начнут относиться к ней пренебрежительно. С этим можно не согласиться, учитывая тот факт, что сейчас многие музеи признают, что часть их коллекций составляют похищенные предметы искусства, но Дороти придерживалась иного мнения. С другой стороны, она действительно очень хотела снова увидеть своего младшего брата. Она прекрасно помнила вас, Энтони. Думаю, она всю жизнь скучала по вам.
Энтони кивнул. Внезапно он показался мне постаревшим, словно на него навалился груз сожаления или утраты.
— Когда я стал старше, мне очень хотелось, чтобы у меня была сестра. Конечно, нам разрешили завести всего одного сына. Таковы правила здесь, в Китае: одна семья — один ребенок. Она, правда, умерла?
— Дороти умерла? — спросил старик. Похоже, он действительно следил за разговором, который шел на английском. — Сыновья лучше.