Елена
«Китайский бокал» (сборник стихотворений)
"На столе предо мною покрытый лазурью бокал…"
На столе предо мною покрытый лазурью бокал,
Звонко-медный, старинной китайской работы…
Распростертые крылья, дракона зловещий оскал.
Средь узоров цветных на лазури минувшие годы.
Что таит, что скрывает застывший в полете дракон?
Что мне слышится в медном, подернутом звоне?
Он манит, он уносит в легенды забытых племен.
И взлетают стихи в упоительно сладостном стоне.
Иероглифов тень на бумаге ложится как дрожь.
Города, незнакомые мне, появляются в розовом дыме…
И в тончайших рисунках встает полумесяца нож,
И как древняя лампа горит над стихами моими.
Саги
Белым шаром луна просияла
В сизо-черной струящейся мгле.
Синфиотли уносят в Валгаллу,
Для чего теперь жить на земле?
Синфиотли уносят в Валгаллу…
Хмурый Твэгги стоит у руля.
Но зубами ощерились скалы,
Отдавать не желает земля.
Я смеюсь, упиваясь бедою,
Растворенной в дыханье весны:
Небо давит свинцовой плитою,
Мучат Бальдра тревожные сны…
Я смеюсь, прорицанью внимая!
Страшный бред мне узреть наяву:
Средь змеиных клубков догорая,
Сердце Хёгни трепещет во рву.
"Ты увидишь дракона в клубящемся кобальте неба…."
Ты увидишь дракона в клубящемся кобальте неба.
Ты увидишь, как звезды в закате пожарищ горят.
Пусть беснуется чернь, вечно требуя зрелищ и хлеба:
Скоро близок конец. На земле начинается Ад.
Рондо о сожженных сонетах
В курильнице эпохи Тан
Раскрылся пепельный цветок —
В сонет излившийся дурман,
В квадратик свернутый листок.
Зеленой бронзы старина!
Тебе ли пепельницей быть,
Надменно звонкой? Создана
Ты в древних таинствах служить.
Войди же в таинство мое,
Как в этот невеселый стих…
Да прекратится бытие
Сонетов, чересчур моих!
Сквозь алый трепетный туман —
Последний крик сгоревших строк.
В курильнице эпохи Тан
Раскрылся пепельный цветок.
Шкатулка
Пора забыть. Я не люблю тебя,
Но слишком часто, больно вспоминаю.
Свою шкатулку черного литья
Я вечерами часто открываю.
Поднята крышка… И в руке звенит
Браслет индийский: камни столь же ярки,
Как в давний день — он был на мне. Хранит
Душа тот день, признанье в темном парке…
Браслет индийский… В сторону его!
Твоих стихов листки шуршат печально…
В них мне тогда являлось божество:
Твое страданье и святая тайна.
Мой милый, все! Не стало боле сил.
Узор шкатулки сложен… Ничего!
Вот образок, что ты мне подарил.
Я за тебя молилась на него!
Как много в ней мне милых пустяков!
Перебирают пальцы, вспоминая…
Придет ли вновь пора спокойных снов?
Быть может, я люблю еще… Не знаю!
Мне тяжело. Пора ее закрыть?
Но как же страх и ночи жарких слез?
Как я хочу в шкатулке этой скрыть
Любовь к тебе, всю боль, что ты принес.
Скрыть все святое, наш благой рассвет,
Скрыть хоть отчасти и хранить тая…
* * *
Пусть для других мерцает странный свет
Через узоры черного литья.
Лев Тюильри
Горели розовые свечи
Каштанов, старых как Париж.
Я помню: был июньский вечер,
На Тюильри сходила тишь.
Листва дышала темной влагой,
И я хранил в груди покой,
Упав на бронзовые лапы
Могуче грозной головой.
О, я ли ведал, что за что-то
Прервет надменный чародей
Десятилетия дремоты
Небрежно-царственной моей?
Закат чуть рдел печалью кроткой,
А из аллеи боковой
Он шел мальчишеской походкой —
Надменно стройный и прямой.
В лице улыбка промелькнула…
Но я дремал еще, пока
В извивах гривы не скользнула
Его точеная рука.
Его таинственная сила
Превозмогала забытье…
И сталь в глазах его разила,
И сердце дрогнуло мое.
И гордость прежнюю отринув,
Тут встал я, голову склоня:
Он мне, царю, вскочил на спину,
Как будто мальчик на коня.
В каких мы странствовали далях!
Меняясь, плыли времена…
И бронза сердца взору стали
Навеки сделалась верна.
О, давний всадник своевольный!
Твоя мне слышалась тоска…
Я знал: носить тебя достойны
Цари лишь хищные песка.
Да, я носил его когда-то!.
Те вечера сейчас как сон…
И как-то, тоже в час заката,
Со мной навек простился он.
И сердце бронзовое стонет,
Я, предан всаднику душой,
Смотрю в мучительной истоме
На проходящих предо мной.
Не те! И плачет взгляд от боли…
Он мертв! — Трепещет в тишине…
Его ли, слабые, его ли
Способны вы напомнить мне?
В столетьях гордого скитальца
Мне не умчать от крестных мук,
Вновь не лизнуть с любовью пальцы
Его точеных белых рук.