Даша улыбнулась.
— Странно, что ты об этом спрашиваешь. Я сама думала о том же. «Традесканция», по-моему, замечательно подходит для названия роскошной вечерней ткани… Хрустящей такой. Как думаешь?
Зоя манерно дотронулась пальцами до лба.
— Нет. Я бы употребляла его в значении неудачи, провала. Словом, когда что-нибудь не получилось… Полная традесканция! Облом, дескать. Каково?
— Здорово! У тебя лучше, чем у меня, — засмеялась Даша.
— Или наоборот. Если все в ажуре… Ну что? Собираемся?
К Даше постепенно возвращалось хорошее настроение. Зоя долго и обстоятельно делала ей макияж, потом стала наряжать. Когда подкатила коляску к зеркалу и Даша увидела свое отражение, то не смогла сдержать восторженного «ах». Никогда она не выглядела так элегантно! Но главное — ноги. Они казались живыми и очень красивыми в высоких узких сапогах на шпильке. А Зоя, которая всегда так тщательно подбирала одежду, на сей раз без разбора напялила на себя Дашкины вещи — брюки на резиночке, туфли без каблука, светло-серую пухлявую куртку, черный беретик, и даже не накрасилась.
Даша, глядя на сестру, смеялась до слез.
— Боже мой! Зойка, ну почему ты никогда не говорила мне, что я в своем прикиде вылитое пугало? Ты же знаешь, у меня со вкусом на тряпки полная традесканция! Снимай давай все это немедленно! Ты на себя не похожа. Мы с тобой словно поменялись местами.
Зоя довольно хмыкнула. Сестра даже не представляла, насколько точно попала в цель. Переодеваться она, конечно, не стала, но одну свою вещь все-таки оставила — сумку.
Зоя покатила коляску к входной двери. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Прежде чем открыть дверь, прислушалась. На лестничной площадке тихо. Только бы там никого не было! Если их увидит кто-нибудь из соседей — все пропало.
Стараясь производить как можно меньше шума, Зоя быстро вывезла коляску в коридор, захлопнула дверь и метнулась к лифту. Никого нет. Наклонившись к сестре, она забормотала ей в самое ухо:
— Я хочу показать тебе кое-что… Там собака с щенками…
Миновав холл перед лифтом, она надавила тугую дверь, ведущую на лестницу, быстро выкатила туда коляску и на мгновение замерла. Тоже никого. Крутая лестница с высокими ступенями словно падала куда-то в темноту.
В последний момент Даша обернулась. В ее глазах не было ни тревоги, ни тем более страха… Только изумление. Как вчера, когда увидела Зоины ногти… «Мама дорогая! Что я вижу!»
Не в силах выдержать ее взгляда, Зоя что было сил толкнула коляску. Потом ей будет казаться, что в этот миг она оглохла, так как прыгавшую по ступеням коляску и падавшую, словно тряпичная кукла, Дашу она видела как в немом кино. Внезапно все замерло, тишина стала невыносимой. На ватных ногах, скользя перчаткой по перилам, Зоя стала спускаться по лестнице.
Даша лежала на боку, неестественно закинув вверх руку. Опустившись на колени, Зоя нерешительно тронула ее за плечо, пытаясь повернуть на спину. Голова сестры безжизненно откинулась назад. Зоя вскрикнула и тут же зажала ладонью рот. Левую часть Дашиного лица заливала кровь, которая вытекала из рваной раны на щеке. Страшная багровая вмятина на виске не оставляла ей никаких шансов на выживание, но избавляла Зою от последнего ужасного насилия над сестрой.
Открыв сумку, она достала щербатую мраморную пепельницу, которую спрятала там еще в пятницу вечером, чтобы была под рукой, когда придется нанести Даше окончательный удар. Не пригодилось.
Даша мертва, и отступать теперь поздно. Закусив губу, Зоя острым, отбитым краем пепельницы полоснула себя по лбу и, не дожидаясь, когда хлынет кровь, сильно ударила себя по скуле. Последнее усилие — спрятать пепельницу в сумку и застегнуть молнию.
Сознание она не потеряла, хотя боль была очень сильной. Растянувшись на каменном полу вниз лицом и подложив под голову руку, она наблюдала, как кровь из пореза над бровью, смешиваясь со слезами, попадает на рукав куртки, собирается в маленькую лужицу и проворно стекает на грязную, заляпанную цементом плитку.
— Мама, м-мамочка, — рыдала в трубку Зоя.
— Господи! Ну кто это? Не пойму. Дашенька, ты, что ли?
— Я, я, мам. Слушай меня. Случилось несчастье. Погибла Зоя. Но давай не будем по телефону. Тебе надо сюда приехать. Мамочка, мне говорить тяжело. Ладно? Приезжай скорей!
Зоя бессильно откинулась на подушку и застонала. Говорить ей действительно было тяжело. На рану над бровью наложили швы, отчего она сильно опухла и горела. Скула отливала багрово-синим. Зоя закрыла глаза и думала только об одном — скорее бы это все кончилось…