– При мне можно все, – улыбнулась Анжелика, – кроме похабных анекдотов и тостов за прекрасных дам.
Щеглов смешливо фыркнул и потупился.
– Сегодня утром просматривал полицейскую сводку за ночь, – сказал он. – В китайском кафе застрелили троих.
По лицу Хромова пробежала тень.
– Кафе называется «Золотой тигр»? – спросил он.
Щеглов уставился на него в полном замешательстве.
– Откуда ты знаешь?
– Интуиция, – сказал Хромов. – У меня здесь, – он прикоснулся к своему черепу, – словно радар встроен. Шестое чувство, третий глаз, называй как хочешь. Но многие вещи я за версту чую.
– Да? – уважительно произнес Щеглов и, окинув Хромова взглядом, подумал, что тот, наверное, бреет голову, чтобы лучше улавливать таинственные экстрасенсорные сигналы. – В общем, ты угадал, – признал он. – Заведение называется «Золотой тигр». Не знаю, что именно там произошло, но один из покойников – твой приятель.
Хромов кивнул:
– Ван Вэньминь.
– Паспорт у него на имя Вениамина Иванова, – уточнил Щеглов. – Обычное дело. Маскируются, узкоглазые. – Спохватившись, он кашлянул в кулак и пробормотал: – Извини, вырвалось.
– Все в порядке, – сказал Хромов, лицо которого не выражало ровным счетом ничего. – Достали азиаты?
– Только за прошлый год триста тысяч в Приморье пожаловало. Это легально. А тех, что шифруются, сколько? Китайцы, корейцы, узбеки, всех не перечтешь.
– И не надо, – сказал Хромов. – У них свои заботы, у нас свои. Вы на машине?
– Да, – подтвердил Щеглов.
– Я возьму такси, ты отвезешь Чертанову. Нас где поселили?
– Ведомственный коттедж на побережье. Дешево и сердито.
– Отлично. – Хромов посмотрел на часы. – Я наведаюсь в кафе, а потом приеду. Рассказывай, как найти ваш пансионат.
Пока Щеглов объяснял, Хромов коротко зевал с закрытым ртом, избавляясь от воздушных пробок, образовавшихся в ушах после многочасового перелета. Сна не было ни в одном глазу. Начиналась охота.
Все было знакомо до тошноты: звуки, запахи, обстановка и разговоры, разговоры, разговоры…
– Нет, сначала ему выстрелили в спину, а потом уж добили в живот…
– Оп-ля! Вот, кстати, последняя гильзочка…
– Фрагменты костных и мышечных тканей на полу свидетельствуют о том…
Заложив руки за спину, Криворук смотрел в окно на улицу. Этим распроклятым утром он ненавидел себя и свою работу сильнее, чем когда-либо прежде. Минувшей ночью вместо того, чтобы выехать на место преступления, он прикончил все запасы пива в управлении, где-то поддал еще, а потом приказал везти себя домой, где, разумеется, ничего хорошего его не ожидало. Учуяв запах перегара, жена сказала, что теперь ей ясно, чем Криворук занимается в рабочее и нерабочее время, и устроила ему такой разнос, что разбудила детей и соседей. Ночевать пришлось на даче в Соловей-Ключе. После этого, небритый и помятый, Криворук всю дорогу избегал взгляда Королькова, примчавшегося по вызову.
Дорога в город была сравнима с путем на Голгофу. На ухабах содержимое желудка подпрыгивало до гортани, оставляя во рту мерзкий привкус. Криворук был почти уверен, что Корольков нарочно пересчитывает колесами все огрехи асфальтового покрытия.
Он ошибался. Как и все сотрудники УГРО, сержант Корольков знал, что майор Криворук плохо переносит поездки в транспорте и быстро укачивается даже абсолютно трезвый и на самой гладкой дороге. Поэтому он делал все, чтобы облегчить страдания начальника, но все равно пришлось дважды останавливаться, прежде чем они добрались до места.
– Я за водичкой выскочу? – спросил Корольков, когда они проезжали мимо ларька на улице Тигровой.
– Давай, – сказал Криворук простуженным голосом. – И мне прихвати бутылку. Жарко что-то.
Только эта газировка и помогала ему держаться на виду у следственной бригады. Моргая глазами, Криворук чувствовал, как они слипаются. Время от времени он набирал домашний номер, но жена не отвечала. Настроение от этого не улучшалось. Общее состояние тоже.
– Товарищ майор, – послышалось за спиной, – пожалуй, мы тут закончили.
Это был младший лейтенант Антон Соловушкин, самый молодой и самый перспективный оперуполномоченный уголовного розыска. По мнению Криворука, его главный недостаток заключался в том, что он и стремился быть самым-самым. Неудачи или критика совершенно выбивали его из седла.
– Излагай, – сказал Криворук и, с отвращением дымя сигаретой, стал слушать, кивая, когда выводы Соловушкина совпадали с его собственными.
Он поведал, что стрелял один человек, вооруженный иностранной штурмовой винтовкой. Пули были натовские, калибра 7,62×51. Для большей убойной силы их надпилили или надрезали. Все три жертвы умерли фактически мгновенно. Никто не успел оказать сопротивления.