Само озеро Эрхай считается особенно красивым. Действительно, и его похожие на полумесяц очертания, и причудливые затопленные деревья у берегов, и горы, окружающие озеро, создавали умиротворяющую картину. По берегам раскинулись поля и деревни, можно было наблюдать за бытом современных китайских крестьян – как они, например, сажают овощи и одновременно разговаривают по огромным, похожим на лопаты, смартфонам, прижимая их к уху плечом… Больше всего мне запомнились деревенские храмы, где возле статуй божественных предков и покровителей – по большей части, животных с человеческими очертаниями тел, – стояли красные свечи и тлеющие сигареты на фильтрах. Эти нюансы, связанные с местными религиями, всегда вызывали у меня ступор, потому что я, привыкший к благообразию православных церквей, как-то не приучен ни к статуям животных в храме, ни к сигаретам вместо свечек; тем более что сам не курю, а моя богобоязненная бабушка с детства внушила мне, что сигареты – это «свечки сатане». Но старушки в храмах почитают сигаретки на уровне свечей и нисколько не гнушаются ими, а, напротив, заботливо раскуривают потухшие папироски…
Я собирался проехать ещё дальше, а потом вернуться назад по трассе, когда мой телефон неожиданно завибрировал. Звонил Манфу. Он заговорил со мной непривычно-деловым тоном и сразу перешёл к делу:
‒ Как я понял, ты не против горных походов… Значит так, записывай, как добраться до дома, – сказал он вместо приветствия.
Едва не подпрыгнув от радости, я вытащил записную книжку и стал неряшливыми иероглифами, смешанными с русскими словами, наскоро записывать мудрёный маршрут.
К нужному мне месту вели две дороги – пешая и асфальтированная. Трасса была очень длинной, шла серпантином, но до самого места назначения всё-таки не доходила, так что последние километры нужно было пройти пешком. Удобнее и быстрее было идти по склону горы напрямик, через старое буддийское кладбище и лес. Тропинка, как мне пообещал Манфу, хорошо протоптана теми, кто восходит на гору, пренебрегая услугами канатной дороги. Быстрый подъём по довольно крутому, но вполне безопасному склону, в котором утопали гранитные плиты разрушенной каменной лестницы, должен был привести меня на высоту около двух с половиной тысяч метров над уровнем моря. Учитывая, что сам город находился на высоте больше километра, такой подъем можно было осуществить в течение пары-тройки часов, так что я не спорил. Потом надо было пройти по горной дороге, где обычно гуляют туристы, до небольшой развилки, ведущей к одному из гротов. Сейчас, зимой, путь к гроту, скорее всего, будет перекрыт, там дежурят охранники, но им нужно сказать, что я иду в «Дом весеннего снега» по приглашению некоего Вана Юпина, после этого охранники должны пропустить.
Я поблагодарил Манфу и помчался на велосипеде в обратном направлении. Было уже за полдень, а путь предстоял неблизкий.
Приложение 2
Две страницы склеены, но сквозь бумагу при хорошем освещении можно разглядеть цветную фотографию размерами 10 на 15 см. На фотографии видны контуры лица, вероятно, женского, хотя на голове у человека нет волос. За плечами человека видна верхняя часть подушки и металлическая спинка кровати. Ниже очень тонкой и оттого, кажется, слишком длинной шеи выступают обтянутые кожей ключицы. Виден пожелтевший ворот ночной рубашки с маленькими пандами на зелёных бамбуковых стволах. Глаза человека окружены тёмно-сиреневыми кругами, а нижнюю часть очень бледного лица видно плохо, потому что по нему размазано мутное пятно ‒ клей или краска. Пятно, похоже, пытались убрать, но вместе с ним стёрли и часть лица.
Оборотная сторона фотографии заполнена отрывистыми буквами (почерк не Александра), которые, если смотреть на просвет, складываются в следующие слова:
Приветики, Сажа-сан (да, я помню, что это по-японски, а ты у нас какбэ кетаяц ☺. Ну мне всё равно так больше нравится). Как и договаривались на прошлом партизанском совете, шлю тебе моё больничное селфи. Мама распечатала фотку, и я на ней пишу (в смысле не на маме, а на фотке). По правде, если бы не обещала, не прислала бы. Я бледная поганка. Ну, без волос ты меня уже видел, я маму заранее попросила меня побрить… Короче, мне стало легче, белогвардейцы выпустили из плена на день, мама повезла меня на прогулку. Ехали по центру, и в витрине были манекены. Пока были в пробке, я долго смотрела на один, почти без одежды (манекен без одежды, а не я). Гладкий пластиковый череп, углубления на месте глаз. Моё отражение маячило в стекле и накладывалось на манекен. Я почти поверила, что мы с ним – одно и то же. Теперь, когда смотрюсь в зеркало, вижу не себя, а его. Белый-белый лысый манекен с тенями вместо глаз. Я манекен, Сажа-сан. Не люби меня больше.