— Прекрати, пожалуйста, жжет! — вскрикнула она, прикусив от боли губу.
— С кем ты обычно блудишь? — потребовал ответа Симэнь Цин.
— Обычно с Сюн Ваном, но на сегодня можешь назвать меня своей, — выдавила она.
— Так ты шлюха Сюн Вана! — закричал он, будучи снова занят в «нефритовой беседке». — А мне ты предлагаешь только свое тело!
— Но я хочу стать полностью твоей… Ну, пожалуйста, жжется ведь!
— Ты находишь, что я лучше Сюн Вана?
— У тебя величайшее орудие в мире!
Не без удовольствия поддерживая этот неприличный обмен репликами, Симэнь Цин продолжал нырять в «золотую долину» и изучать вид, открывающийся в зеркале внизу. Раздвинутые розовые губы влагалища выглядели, как открытый рот тропической птицы, а черные волосы по обе стороны от них были мокрыми и лоснящимися, как будто перья птицы намокли. Вдохновленный этим вновь открывшимся видом, Симэнь Цин поднял ее ноги выше обычного, в то время как она продолжала иступлено вскрикивать от удовольствия и жгучей боли от горящего фимиама. Ее удовольствие и боль достигли пика, когда его «облако» прорвало. Падая на нее сверху, он не забыл смахнуть последние тлеющие угольки.
— Ты непременно получишь самую лучшую вышитую кофту, какую я только найду, — пообещал он. — И ты должна быть в ней на праздник 12-го дня первой луны.
Уже сама по себе жестокость половой битвы была не без садистского значения, в частности, она ассоциировалась со сражением и необходимостью добиться триумфа. В таких любовных трактатах эпохи Мин, как «Боевые действия на цветочном поле», женщины открыто назывались «врагами»; многое в беседах Желтого императора /14/ с тремя его богинями было подчинено необходимости принуждать их к покорности. Идея превосходства ян над инь не была, однако, ограничена спальней: во Вселенной, разделенной на мужское и женское начала, идея сексуального доминирования распространялась и на неживое. Военачальник Фу Цзянь хвастал, что способен остановить течение потока (инь). Он выстроил на берегах отряд людей с кнутами в руках и приказал им сечь реку, пока она не покорится. К вечеру люди падали от усталости, а воды продолжали безмятежно течь. Есть еще рассказ о Шихуане /15/ (271–200 гг. до н. э.), пожелавшем построить каменную дамбу в море, чтобы наблюдать с дальней ее оконечности восходы и закаты солнца. Строительство дамбы было почти завершено, когда она неожиданно разрушилась. Ее восстановили, но вновь случилось то же самое. Ши-хуан приказал бить камни кнутом, «пока на них не появится кровь», после чего «инь стала послушна» и дамба была завершена.
Самым жестоким в сумеречной стороне любви был обычай и героический, и трагический одновременно. Он был широко распространен до начала нашего века; говоря о нем, самое лучшее — привести соответствующий отрывок о сатизме /16/ из работы Джастеса Дулитла об общественной жизни китайцев, вышедшей в 1867 г. Он писал:
А теперь опишу два уникальных обычая, касающихся, в частности, вдов, не выходящих снова замуж.
Некоторые вдовы по смерти своих мужей решают не жить без них и приступают к лишению себя жизни. Китайский сатизм отличается от индийского тем, что он никогда не осуществлялся через самосожжение. Способы его осуществления различны. Некоторые принимают опиум, ложатся и умирают у тела своего мужа. Другие морят себя голодом до смерти, топятся или принимают яд. Еще один способ, к которому иногда здесь прибегают, это прилюдное самоубийство путем повешения поблизости от своего дома или в нем. Об этом намерении сообщается предварительно для того, чтобы желающие могли присутствовать и созерцать это деяние.
Истинные причины обращения вдов к сатизму различны. Некоторыми движет преданная привязанность к покойному, другими — чрезвычайная бедность их семей и трудность заработка на честный и уважаемый образ жизни, прочими — факт или перспектива грубого отношения со стороны родственников мужа. Иногда в бедных семьях братья усопшего мужа советуют или настаивают на повторном замужестве молодой вдовы. В одном таком случае, происшедшем здесь около года назад, побудительной причиной к прилюдному самоповешению молодой вдовы стало то, что деверь настаивал на ее повторном замужестве. Когда она ответила отказом, он внушил ей, что единственный для нее способ заработать на жизнь, принимая во внимание царившую в семье нужду, — пойти в проститутки. Такое бессердечие довело ее до исступления, и она решила покончить жизнь самоубийством. Она назначила для этого определенное время. Утром назначенного дня она посетила некий храм, воздвигнутый для хранения табличек /17/ и увековечения памяти «добродетельных и почтительных» вдов, расположенный близ южных ворот этого города. Ее носили взад и вперед по улицам в паланкине четыре человека, на ней было яркое платье, в руке она держала букет свежих цветов. После того, как она зажгла в храме ароматические палочки и свечи перед табличками, что сопровождалось обычным коленопреклонением и поклонами, она возвратилась домой и во второй половине дня лишила себя жизни в присутствии огромной толпы зрителей.
Обычно в таких случаях в доме вдовы или на улице перед домом воздвигается помост. В назначенный час женщина восходит на помост и брызгает водой на четыре его стороны. Затем она разбрасывает вокруг несколько видов зерна. Это своего рода залог приумножения и процветания ее семьи. Вдову усаживают в стоящее на помосте кресло, затем обычно к ней подходят ее братья и братья ее мужа, которые поклоняются ей. Часто это сопровождается принесением ей в жертву чая или вина. Когда все готово, она взбирается на табурет и, взявшись за веревку, прочно укрепленную другим концом на возвышенной части помоста или на крыше дома, завязывает ее на шее. Затем она отталкивает табурет и становится таким образом своим собственным убийцей.
Некоторые правительственные чиновники поощряли самоубийства вдов не только своим присутствием при этом, но и участием в поклонении. Говорят, однажды женщина, после того как ей были оказаны почести, вместо того чтобы взойти на табурет, укрепить на шее веревку и повеситься, как ожидалось, вдруг вспомнила, что забыла накормить своих свиней, и заторопилась прочь, обещая вскоре вернуться, какового обещания не выполнила. После этого обмана ни один чиновник не присутствовал на сати в этом городе.
Публичное самоубийство вдовы всегда привлекает толпы зрителей. Общественное мнение поддерживает этот обычай достаточно, чтобы он считался почетным и ставился в заслугу, хотя не настолько, чтобы он стал очень частым явлением. Братья и близкие родственники вдовы, покончившей с собой после смерти мужа, считают это почетным для семьи и нередко испытывают удовлетворение, имея возможность представляться ее братьями и родственниками.
Иногда девушка, помолвленная с умершим до свадьбы человеком, решает скорее покончить с собой, повесившись публично, нежели быть вновь сосватанной или жить незамужней. Если не удается уговорить ее изменить решение, ей разрешают назначить день самоубийства, она посещает вышеупомянутый храм, если он не слишком далеко, взбирается на помост, сооруженный у дома ее нареченного мужа, и уходит в вечность таким же, в основном, образом, как и вдовы, решившие не жить дольше своих мужей. Гроб девушки в подобных случаях зарывают рядом с гробом ее суженого и одновременно с ним.