Вскоре они выпили полторы бутылки и были вынуждены заказать еще. Потом на балконе стало холодно и у нее немного закружилась голова. Она вошла, села рядом с Ником на кровать и протянула ему стакан для льда.
«К преступлению, ангел. Мне нравилось, когда эти жулики ощупывали и тискали меня и вели себя так, как будто в клубе была женская ночь».
Она наклонилась вперед, прижалась своими ароматными губами к его губам и позволила им блуждать там дольше и многозначительнее, чем она намеревалась, потому что вдруг отстранилась и сказала с удивленным видом: «О». Он почувствовал, как легкий локон ее золотых волос коснулся его лба, затем нежное давление полных, напряженных грудей на его грудь. Она улыбнулась, и улыбка ее была немного косой.
— Ты очень хорош, Николас, хоть ты и бездельник, — тихо пробормотала она. Она выпрямилась и посмотрела на него сияющими глазами и кривой улыбкой. — Разве ты не знаешь, что каждая женщина любит бомжа? На какое-то мгновение Ника развеселило. Ему и в голову не приходило, что люди будут считать его таковым. Что касается Ника, то его неустойчивое поведение было просто вопросом логического выбора. Ему никогда не приходило в голову, что он или человек, стоящий перед ним в темном переулке с револьвером наготове, был хорошим или плохим. Они были всего лишь пешками, двигаемыми по правилам игры, правила которой были установлены за столетия до того, как была написана Библия.
Он слегка поднял брови.
«Хорошо ли это говорить, Трейси? Его голос звучал иронично.
«Это некрасиво, но это правда», — сказала она. «Ни один джентльмен не оставит даму в подвале рыбацкой палатки в Сохо. Но кому нужен джентльмен, муж в полночь в парижском отеле? В ее глазах было улыбающееся приглашение.
Она растянулась на кровати рядом с ним и сбросила туфли. Где-то в следующую минуту один из бокалов с шампанским упал на ковер, оставив мокрое пятно, которого никто из них не заметил. Ее рот был широким и горячим на его, и ее язык вспыхнул, как пламя, пламя, стремящееся донести свое огненное послание до глубины его существа. Ее быстрые, натренированные руки скользнули ему под рубашку, вдоль мощных мышц груди и вниз по спине. Ее маленький влажный язычок блуждал в его ухе и выходил из него, побуждая его к дикой готовности, к желанию свирепо и мгновенно усовершенствовать этот союз, унести ее с собой в горячем порыве к вершине желания.
Он услышал ее смех глубоким горлом. Смех с похотливым оттенком, когда ее руки двигались по тайным нежным местам его тела, побуждая его, а затем дразня, замедляя темп. Она извивалась и двигалась под ним от чистого желания. Твердое, как камень, мужское тело требовало сексуального ответа, ответа, который она еще не была готова дать, чтобы увеличить удовольствие и напряжение.
— Ах, давай… давай, — простонала она. Он все равно это планировал. Его губы прижались к атласной коже, которая появлялась и отступала. Длинные белые ноги обхватили его, но снова вырвались, сладкие груди предложили свои плоды, но снова отступили, белые зубы сверкнули в темноте, кусая здесь, лаская там. Он услышал, как она задышала быстрее, почувствовал жар, исходящий от ее тела. Потом, в последний момент, она, казалось, передумала. Ее мускулы, поначалу такие быстрые и отзывчивые, застыли в сопротивлении; она попыталась оттолкнуть его.
— Нет, нет, — выдохнула она, — не сейчас. Подождите минуту. Нет, не хочу, не могу...
Сильное тело Ника сломило ее слабое сопротивление, и он торжествующе взял ее, часть своего сознания смеясь над этим извечным обманом. Она все еще стонала «нет, нет», наклоняясь и становясь частью его триумфального восхождения на вершину. Она стала с ним единым целым, и, наконец, они лежали бессознательно друг в друге.
Затем ярость постепенно утихла, горячие конечности остыли, и два изящных тела расслабились.
Много позже, после любви и смеха, над Сеной поднялся влажный и прохладный ветер. Света звезд было достаточно, чтобы видеть, и мир вернулся. Ее гладкое красивое лицо было безмятежным в ее самообладании, а ее светлые волосы лежали, как шелк, на белой гостиничной подушке. Позже они завернулись в банные полотенца и допили последнее шампанское на балконе, наблюдая, как немногочисленные опоздавшие пешеходы спешат по Вандомской площади . Еще позже они вернулись в постель, и за двадцать минут во всем Париже не сыскать более счастливой пары «молодоженов».
Теперь она крепко спала рядом с ним. Ник закрыл глаза, но не спал. Время от времени снаружи проезжала машина. Восхитительное белое тело повернулось, и она что-то застонала во сне и снова замерла. Ник задремал, но его мысли были так же сосредоточены на окружающем, как и тогда, когда он бодрствовал. Мягчайшие шаги запоздалого гостя по толстому ковру в коридоре разбудили его.