К несчастью для себя, некоторые либеральные интеллектуалы поверили, что эта речь означает намерение Си следовать либеральной программе, поддерживать верховенство закона и, в более широком смысле, зарождение гражданского общества. В январе 2013 года либеральная газета «Нанфанг Жуомо» отреагировала на риторику Си о «китайской мечте» и верховенстве закона и опубликовала передовицу с заголовком «Мечта Китая — мечта о конституционном правительстве». Идея «конституционного правительства» коренилась в правозащитном движении, развивавшемся на протяжении прошлого десятилетия. Его основной целью было использование законодательства не только для защиты прав граждан, но и для укрепления верховенства закона, а также для того, чтобы постепенно вынудить партию действовать только в рамках законности, тем самым воплощая в жизнь заявленные ею задачи. Хотя такое видение давало надежду на путь к «мирной эволюции», оно также подрывало легитимность партии. Эту опасность почуяли Си и другие руководители, и потому они сочли, что передовица в «Нанфанг Жуомо», привлекшая внимание всей нации, толкает Китай по пути бывшего Советского Союза. Двадцать второго апреля 2013 года Главное управление ЦК КПК выпустило Документ № 9, где подчеркивались семь областей, не подлежащих публичному обсуждению, начиная с конституционного правительства. В их число также вошли «всеобщие ценности», «гражданское общество», «свобода печати» и «исторический нигилизм».
Обеспокоенность КПК «историческим нигилизмом», который на самом деле означает написание хорошей, серьезной и честной истории на основе архивных изысканий — и неизбежно конфликтует с одобренной Партией историографией, — отражена в дискуссии о «двух тридцатилетиях», начавшейся в декабре 2013 года, когда приближалось 120-летие Мао Цзэдуна. Си и другим стало ясно, что излишний акцент на первых тридцати годах Китайской Народной Республики — суровом маоистском периоде — скомпрометирует последующие реформы, так же как излишний акцент на реформе чреват отвержением Председателя Мао, а значит — самой революции. В последние годы многие задавались вопросом, как революция почти семидесятилетней давности — неважно, в какой степени ее считают состоявшейся, — оправдывает нахождение партии у власти сегодня. В ответ Центральное бюро изучения истории КПК опубликовало не терпящую возражений статью, где утверждалось, что «отрицание» Мао Цзэдуна и маоизма (его политической философии) приведет к «серьезным политическим последствиям». Вновь воскрешая призрак крушения Союза, статья сообщала: «Важнейшей причиной распада Советского Союза и крушения КПСС является полное отрицание истории Советского Союза и КПСС, отрицание Ленина и других ведущих фигур, а также практика исторического нигилизма, смутившего умы народа».
Так же как и обсуждаемое в работе Родерика Макфаркухара усилие по укреплению руководящей роли Си Цзиньпина, кампания против коррупции напрямую связана с интерпретациями истории КПК и вопросами легитимности, поскольку возникновение коррупции прямо говорит об утрате «идеалов и убеждений» членами КПК. Если члены КПК утратили идеологическую ориентацию, их действительно следует ограничить посредством гражданского общества и верховенства закона. Но если вместо этого партийную дисциплину и идеализм можно восстановить путем борьбы с коррупцией — тогда, возможно, представление, что лишь правящая партия представляет истинные интересы и идеалы народа, жизнеспособно.
Жизнеспособно ли? Появление масштабной коррупции в рядах КПК отражает более обширные перемены в китайском обществе, так же как правозащитное и другие народные движения отражают появление более разнообразного, лучше образованного, более открытого и более вовлеченного общества. Это общество, которое, возможно, признает историческую ценность революции, но видит будущее более «демократическим», хотя и не дает точного определения, что это могло бы значить. Но, несомненно, это означает некую более масштабную, более контролирующую роль общества в том, чтобы коррупция не разъедала одновременно политическую систему и общественные нравы.
В настоящий момент кампания против коррупции идет уже четыре года. Арестованы были не только 184 «тигра» (чиновники уровня заместителя министра или выше), но и десятки тысяч «мух» (чиновники более низкого ранга). Но, как ни странно, не было предпринято никаких попыток теоретически обосновать, почему эта коррупция вообще существует. Официальная риторика осуждает эгоизм порочных чиновников, желающих извлечь выгоду из своего положения, чтобы обогатиться. Но какая-либо официальная дискуссия о том, как собственная структура партии создает стимулы для коррупции, до сих пор отсутствовала. А без откровенного признания этих скрытых структурных вопросов представляется затруднительным осуществить изменения, необходимые для уменьшения коррупции в будущем. До сих пор единственным структурным изменением было усовершенствование Комиссий по проверке дисциплины различного уровня в составе КПК, хотя не похоже, чтобы партия действительно хотела и дальше доверять вопрос своего существования этой сомнительного качества преторианской гвардии. Комиссии по проверке дисциплины и их предшественники никогда подолгу не играли определяющей роли в истории КПК, и когда в прошлом их роль временно усиливалась, их зачастую осуждали за различные эксцессы и снова ограничивали. Так что сейчас трудно представить, какие именно структурные изменения могут взять под контроль коррупцию, восстановить легитимность и обойти потребность в верховенстве закона и общественном контроле.