В ушах после громкой музыки стоял звон, а сердце билось звучно и воодушевлённо. Тёма и Доцент обсуждали с Даней свою будущую группу, которую они хотели собрать уже несколько лет. Обычно мысли о группе у них пробуждались после тусовок у Бабули и угасали через пару дней.
На развилке у здания старого банка, где ребятам нужно было расходиться, Тёма подошёл к Насе и предложил проводить её до дома. Вообще-то, Нася жила в соседнем доме с Герой, и они обычно ходили вместе, но Гера вдруг, перед самым моментом прощания, снова начала оживлённую беседу с новеньким и пока не собиралась с ним расставаться. Она вовлекла в свой очередной общечеловеческий спор даже Олю с Доцентом, и Тёма с Насей решили под шумок слиться.
Голоса друзей за спиной, бурно что-то обсуждавших, становились всё тише. Посттусовочный запал начинал проходить, и Тёма немного робел, не зная, как завести разговор и о чём. Про группу, которую он собирался создать, было глупо говорить, тема татуировок уже изжила себя, и при том не один раз, а что-то новое придумать не получалось. Тёма привык, что люди начинали разговаривать с ним первые, девчонки сами вешались на шею, и ничьё внимание не нужно было удерживать или завоёвывать. Ему обычно просто нужно было поддерживать разговор и иногда улыбаться.
Пауза уже становилась неловкой. Нася тоже, очевидно, ждала, что он первый начнёт разговор. Да что же это такое с ним! Думай, думай…
– А какие книги ты любишь? – выдумал, наконец, вопрос Тёма, вспомнив Олины подкаты.
Нася ненадолго задумалась.
– Нуу, мне нравятся стихи. Тютчев, Блок, Пастернак, Бодлер… – начала перечислять она.
«Так, это точно мимо», – подумал про себя Артём.
– А из прозы ты что читаешь? – спросил он с медленно угасающей надеждой и быстро растущим волнением.
– Мне нравится Пушкин, его приятно читать и легко. У Бунина хорошие рассказы. Знаешь, я же в основном программу читаю…
Нася задумалась, прокручивая в голове свой послужной литературный список.
– А, вспомнила! Ещё я люблю Булгакова, «Мастера и Маргариту».
Вот оно, вот оно! Хоть одна зацепка! Может, у них что-нибудь и получится, что-то общее у них всё же есть.
– Я тоже обожаю эту книгу! А кто у тебя там любимый герой? – воодушевился Артём.
Тема оказалась благодарной. До самого Насиного дома они обсуждали героев книги, волшебство, искали параллели с нынешним временем. У подъезда Тёма отдал Насе сумку и пожелал ей спокойной ночи.
– Подожди! – Нася остановила его, когда он уже собрался уходить, и немного смутилась. – Я понимаю, тебя, наверное, все уже измучили этими вопросами… Но мне очень интересно. Не обижайся только.
– Да, конечно, что ты! Спрашивай, что хочешь.
– Просто ты единственный иммунный, которого я знаю, и мне всегда было интересно… В общем… Как это – не видеть сны?
Тёма не совсем такого вопроса, конечно, ожидал, но вздохнул с облегчением.
– Хм, а я не знаю, что такое видеть сны. У меня всё просто: ночью я закрываю глаза и ничего не вижу, а с утра открываю – и я бодр и свеж, – улыбнулся Артём.
Нася мило улыбнулась в ответ, и они попрощались.
***
Ночь. Время, когда человек беззащитен перед Другим Миром. Сознание перестаёт сопротивляться образам извне, его окутывают странные видения, им овладевает волшебная не-реальность.
Гера допоздна зачиталась рассказами Сервантеса, лёжа на кровати. Её клонило в сон, и она, наконец, опустила книгу на желтый линолиум пола, рядом с кроватью. Полубред-полусон устраивался на ночь за закрытыми глазами. В коридоре горел свет, а родители разговаривали в своей комнате. В коридоре возник большой лохматый пёс и просунул свою длинную морду с жёсткими усами в приоткрытую Герину дверь. Сначала она не обратила на это внимания, у них же были животные дома. Потом она вспомнила, что у неё вроде кошка. Откуда взяться собаке? Кошки – враги собаке, поэтому она не могла прийти из общего коридора. Значит, она вышла из Гериной комнаты, когда раскрытая книга коснулась пола. Она сошла со слов, с печатного листа, другого объяснения нет. Там что-то было про собаку… Или про барокко…
Марк бежал от вампиров по узким коридорам мрачного старинного здания. За закрытыми дверями слышался чей-то зловещий и дразнящий смех. Свечи в медных канделябрах отбрасывали красноватые всполохи на стены и пол, и в этих всполохах бесноватые чёрные тени жили своей жизнью, прыгая, смеясь и пытаясь схватить Марка за волосы. Он искал сестру, чтобы вместе спрятаться, а потом убежать на улицу. Он прижимался к стенам, полз по пыльным полам, скрывался в тёмных дубовых шкафах, снова бежал. Оказавшись на большой гранитной лестнице без перил, Марк прилип к земле. Ноги стали ватные, и он полз на животе, стараясь не скатиться вниз, в страшную, клокочущую бездну, полную вампиров. Через десятки тягучих километров он добрался до верха и уткнулся носом в огромную дверь без ручек. Разбежался, толкнул и вылетел в тихую круглую залу. Закрыв за собой дверь и оглядевшись, он, наконец, увидел Геру. Сестра стояла у окна и смотрела в чёрное небо, повернувшись к брату спиной. На её лысую голову падал лунный свет. Марк, захлёбываясь в слезах, подбежал к ней, коснулся рукой плеча и позвал по имени, которое ей дали родители: «Наташа, бежим!» Когда Гера повернулась, Марк увидел пугающе бледное лицо, чёрные, без белков, глаза и медленно раскрывающуюся пасть с острыми клыками….