– Да неужели? А что ты на это скажешь? – Гера с разбегу плюхнулась в кресло и повертелась на нём, как будто устраиваясь поудобнее.
– Это неправда… Это демка. Ты сумасшедшая стерва… Неправда…
– Вот уж досталось мне наказание… Маме, наверное, до сих пор стыдно, что она такого недоношенного придурка родила! – продолжала Гера, войдя в раж. – И если бы она не была такой заботливой сердобольной наседкой, тебя бы уже давно врачи лечили.
Марк замолчал, и его глаза наполнились слезами.
– Меня хотя бы моя мама родила. А тебе вообще на улице подобрали. Бомжиха! И нечего мою маму оскорблять, скажи спасибо, что мы вообще тебя взяли в свой дом. Надоела!! – Марк подбежал к сестре и отвесил ей пощечину такой силы, что Гера оторопела. В это время из коридора послышался звон ключей, упавших на пол.
В дверях застыла мама. Одной рукой, мокрой от дождя, она держалась за сердце, другой опиралась о стену. Грудь её тяжело вздымалась, а лицо было мертвенно-бледным.
– Дети, вы что же делаете, – тихо проговорила она, смотря на Геру с Марком. По её бескровному лицу катились крупные капли, – вы что такое говорите…
– Но это же правда, мама! Она не ваша дочь! И мне она не настоящая сестра! Она первая начала…– захныкал Марк, осознав, какое табу он нарушил сгоряча.
Гера посмотрела на мать, но Анна Ивановна только молчала и плакала, поджав губы и глядя на Геру с жалостью, на которую способна только женщина, умеющая любить и сострадать.
– Мама… – Гера не договорила и выбежала из дома. Её серое инопланетное лицо исказила гримаса рыдания, и вся она как-то в момент изменилась, стала слабее и беззащитнее.
На улице дождь перешёл в настоящий ливень. Противные, липкие капли дождя били Геру по лицу, по голым рукам и ногам. Она, как была, выбежала из дома в домашних шортах и растянутой футболке с выцветшим принтом Микки Мауса, но сейчас было не до соблюдения приличий. Нужно было убежать как можно дальше. Спрятаться от всех. Стереть себя из людской памяти. Сгинуть.
Большая и, как казалось, прочная конструкция жизни в Западном Округе рушилась, как будто она состояла из костяшек домино. Цепная реакция, которая началась где-то далеко, в голове одного школьного учителя, всё-таки добралась до Геры. Как он и предупреждал. И если ещё не поздно, она согласна на его условия.
***
Воскресенье звенело тишиной. Вчера на дискотеке Тёма не получил заряд адреналина и кутежа в кровь от доктора Полунина, как все остальные, но вместо этого ему оформили персональную шоковую терапию чуть позже. Поэтому с утра все были на равных. Тёме невероятно хотелось отмотать плёнку назад, на начало учебного года, учиться себе спокойно, работать, мечтать о светлом будущем… И не знать и не слышать никогда ни о какой Новой Москве, ни о какой чёрной магии, ни о каком походе за тридевять земель к кисельным берегам. Пусть даже тучи над головой никогда не развеются, и никогда из-под земли не пробьётся росток, но…. Всё же было хорошо, ведь можно было жить и так. Ходить на завод, после работы заниматься любимым делом, жениться на Насе и завести общих детей. Человек, в конце концов, ко всему привыкает.
Но у Артёма, видимо, на лбу написано: «Расскажи мне все свои секреты, а то я слишком спокойно сплю!» И сейчас он с содроганием думал о том, что нужно выходить на улицу. Вдруг там ещё остались люди, которые решат, что он хороший слушатель и ответственный хранитель секретов.
Как ни хотелось обо всём забыть и думать о приятном, чёрные мысли лезли в голову. Тёма строил возможные варианты развития событий, придумывал вероятные причины сложившейся ситуации.
Знал ли Горбунов всю правду о Новой Москве? Что если он на них работает, и весь этот поход – это просто очередной заказ сверху? Очередное грязное дельце Союза Учёных, прикрытое благородной целью и авторитетом Горбунова? Отчего Тёме нужно было молчать, скрывать правду даже от своих родных? Не потому ли, что простым смертным из сырьевого придатка нет места под солнцем, они не должны знать о лучшей доле? Неужели, его, без его ведома, завербовали в стан врага? Всё из-за того что он иммунный. Они хотят, чтобы он провел их к Беловодью, а потом убьют и пустят на котлеты, чтобы не оставлять свидетелей. А Москва тем временем умрёт сама по себе, задыхаясь от смрада химических облаков и травясь едой из плесени и грибков.
Однако новые москвичи не учли одного важного фактора. Он больше не слепой дурак, которого можно сладкими речами загнать в ловушку. Нет. Он всё знает. И не получат они никакого Китеж-града, он не для таких, как они, он для чистых сердцем. Они уже уничтожили весь мир, опошлили и очернили даже то, что удалось восстановить из руин, и теперь хотят то же самое сделать с последними остатками природы и жизни. Нет уж, пусть встречают свою смерть тут, на своих золотых туалетах и в объятиях своих безногих любовниц из Зоопарка.