— Может, тебе к ним оленьих языков достать? — язвительно спросила жена.
Егор Саввич побледнел, схватило его что-то цепко за грудь, и, опускаясь на стул, вымолвил:
— Марта… разве можно так… разве ты не фронтовичка…
Потом, когда Марты не стало, он понял и простил жену. Тогда она была неизлечимо больна, и, предчувствуя свой скорый конец, жена при виде жизнерадостного пятидесятилетнего мужа, который вернулся оттуда, где от страшной смерти погибли его родственники, не могла сдержаться. Наверное, ей показалось, что он своим довольным розовощеким видом оскорбляет память погибших, оскорбляет становившиеся все нестерпимее ее страдания.
С того раза Егор Саввич, кроме рыбалки, пристрастился к грибной охоте. В следующую субботу он снова поехал на Заячье — опята были там тщательно и умело срезаны. Это немало озадачило его — выходит, кто-то еще знает опеночное место?
Каждый год, увидев на Ярославском рынке опята, Егор Саввич выжидал два-три дня, потому что на его острове они почему-то выскакивали попозже, и отправлялся на Заячье болото. Спешил, боялся опоздать — с того раза он вступил в борьбу с невидимым и неизвестным соперником, который нет-нет да и перед носом Егора Саввича вырезал опята. Забирал его тогда азарт — ну ничего, погоди, на следующий год оставлю тебя с носом! И удавалось опережать соперника, только для этого нужно было приехать не раз и не два раньше времени.
Егор Саввич держал первенство года три подряд. Стало тревожно ему за соперника — может, заболел он, а может, слишком стар был? Азарт даже пропал, как вдруг, подходя однажды к малиннику, заметил там какое-то живое существо. Подкрался осторожно, рассмотрел — баба, лет под шестьдесят, шурухтится, стрижет опята большими ржавыми ножницами и двигает еще челюстями, вроде бы как сама себе помогает.
«Шугану-ка я ее отсюда!» — решил было Егор Саввич от злости, как-никак такого соперника он, что и говорить, не ожидал и хотел было пошуметь в кустах, кабаном похрюкать даже — пусть со страху убирается. И тут же урезонил себя: грибов тебе мало, что ли, Егорша? Становись рядом и собирай. Но все же не удержался, крикнул властным громовым голосом:
— Так кто здесь мои грибы режет, а?
Баба отскочила от пня, выставила угрожающе перед собой ножницы. Увидев по-доброму улыбающегося Егора Саввича, опустила оружие и проворчала:
— Откуда, лешак эдакий? Чуть до смерти не перепугал!.. Грибы — они чьи? Общие!
Баба поправила с вызовом толстую выгоревшую косынку на голове и наклонилась к пню с ножницами.
— А если это мое заветное место? Если я его знаю, считай, больше пятидесяти лет?
Соперница оставила на пне ножницы и, выпрямляясь медленно, с большим сомнением спросила:
— Да ты Ягор, что ли? Гончаров?
— Ягор! — весело откликнулся Егор Саввич. — А ты кто?
— А вот признай! — взыграла вдруг баба.
Он всматривался в ее морщинистое, лукавое лицо, хитрые бесцветные глаза — нет, не мог узнать. Баба выждала минуту-другую и, когда уже ее молчание, а его беспомощность перед временем и памятью стали неловкими и тягостными, воскликнула:
— Да Серафима я Поленова! Сонька, ну, Сонька, — повторяла она, заметив растерянность Гончарова.
— А-а-а, так это ты, пигалица, когда меня на флот провожали, при всех целовала? Училась тогда в классе, наверно, шестом?
— Конечно, я, — с гордостью ответила Серафима. — Я же в тебя, раскрасавца, влюблена была! Да ты и сейчас ничего: располнел только, гладкий очень. Начальник небось?
Они сели на ошкуренную временем поваленную ель и стали вспоминать свою деревню, своих родителей и односельчан. Серафима осталась в живых случайно — гостила у тетки тогда в соседней деревне, Заберегах, на другой стороне речки. И сейчас она там вековала. Когда разговор коснулся горбатого лесника, Серафима заплевалась от отвращения:
— Бобыль, говоришь? Да он у четырех баб в примаках был. Поживет полгода и назад к себе на кордон. Избаловался мужик до невозможности!
— А сейчас он где?
— За проделки бог наказал. В лесу бревном придавило, так и расчавило…
Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы догадаться — в числе этих баб была и Серафима. Егор Саввич усмехнулся при этой мысли и перевел разговор на опята, рассказал, как он каждый год старался опередить неизвестного соперника. Если бы не торопился обогнать, могли бы и раньше встретиться, заметила Серафима. Затем они помолчали, и Серафима подхватилась: что это, мол, мы сидим без дела, грибы надо резать…