Никакого поддразнивания, никакой игры, никого милосердия. Я опустила предплечье на её шею и надавила всем весом. Мэг закашлялась, заскрипела, заныла. Я наклонилась почти вплотную к её лицу. Мэг залязгала зубами, зарычала, ведя себя, как волчица в человеческом теле.
Я ударила её. Когти вскрыли лицо, разрывая щёку. Мои когти вернулись; я даже не почувствовала их. Непонятный звук, даже не рык, боли, гнева, безнадёжности сжимал грудь. Я ненавидела её. Я ненавидела происходящее.
Меня отвлёк наполовину волчий, наполовину человечий то ли визг, то ли стон. Я всмотрелась в заросший кустами двор у патио. Тени. Я видела только чёрные силуэты на фоне темнеющего неба. Я подняла нос к ветру, что ударял по деревьям. Деревья, дождь, стая, территория, волки, кровь… Острый запах крови наполнил горло. Огромное количество крови вперемешку с вонью мусора.
На земле смешались две фигуры. Одна из них поднялась, распрямив широкие плечи, повернув к нам заросшее лицо. Карл. Другая фигура лежала лицом вниз, не шевелясь. Я прикусила губу и заскулила.
Никогда ещё я не двигалась так быстро. Я забыла про Мэг и побежала к Ти Джею. Карл (его правая рука была по локоть в крови) кинулся ко мне, но я уклонилась, обошла его и припала к земле, к поверженной фигуре Ти Джея. Он лежал полусвернушись, рука изогнута под телом, как будто он пытался подняться, другая сжимала распоротый живот. Он удерживал блестящие холмики, странные комочки ткани — органы — которые выглядывали через глубокие раны вдоль живота, грудной клетки и под ней. Из сердца текла кровь.
Мы исцелялись быстро, только если переживали рану.
Сжимая зубы, чтобы удержаться от крика, я легла на землю около него. Я коснулась его лица.
— Ти Джей, Ти Джей, — повторяла я точно мантру.
Я опустила лицо, и наши лбы соприкоснулись.
Я хотела, чтобы он знал — я рядом.
— Ти Джей.
Он издал звук: хрип, оборвавшийся резким выдохом. Его глаза были закрыты. Губы зашевелись, и я поднесла ухо. Если он и попытался что-то сказать, я так никогда и не узнала что именно. Я продолжала прислушиваться к следующему вздоху, следующему проявлению жизни, но так его и не дождалась. Я звала его по имени, надеясь, что он услышит меня. Надеясь, что это принесёт ему немного успокоения. Я запустила пальцы в его волосы, приподнимая его.
Я продолжала... надеяться.
И тут над нами склонился Карл. Я не испугалась, даже не рассердилась. Я потеряла надежду. Отчаяние заставило моё лицо покрыться слезами.
Я посмотрела на него, и из моего горла вырвался крик:
— Он был твоим другом!
Карл задрожал. Я увидела, как затряслись его руки.
— Ему не следовало бросать мне вызов.
— Он не бросал тебе вызов! Он собирался уйти! — Я обнажила зубы, демонстрируя презрение. — Он стоит сотни таких как ты. И убийство это не изменит.
Прожигая нас обоих глазами, Мэг присоединилась к Карлу. Она была побита: с лица и рук капала кровь. Она бы не выдержала дальнейшую борьбу. Но встав позади Карла, она дала понять, что не сдастся.
— Прикончи её. Оставь её с ним, — почти выплюнула она.
Я посмотрела в глаза Карла. Выдержала его взгляд. Казалось, он тоже потерял надежду. Мы словно оба мысленно спрашивали себя, как всё могло сложиться по-иному. Что, всё должно было сложиться по-иному. С сегодняшнего вечера я больше никогда не должна задавать себе такие вопросы.
Карл медленно покачал головой.
— Нет. Теперь она не будет бороться.
Мэг, казалось, хотела заспорить, но Карл сжал её шею, и Мэг замерла.
— У тебя день, чтобы покинуть город, — сказал мне Карл. — Не хочу видеть тебя на своей территории.
У него могла быть своя территория.
Прежде чем встать, я зарыла нос в волосы Ти Джея и сделала глубокий вдох, чтобы запомнить его запах. Масло и смазку его мотоцикла, жар его кухни. Его мыло, пальто, слабую дымку сигарет, более сильный аромат сосны. Его волка, потного и дикого. Он пах как ветер на краю города.
Я выпрямилась и отвела взгляд. Никогда не оглядывайся.
— Ти Джей заплатил за твою жизнь, — резко произнёс Карл голосом полным ненависти. — Не забывай об этом.
Я проглотила слёзы и побежала.
Эпилог
— Итак, мы вернулись на Полуночный час. У нас ещё есть время принять пару звонков. Задавайте вопросы гостю сегодняшнего вечера, сенатору Джозефу Дюку, республиканцу из Миссури. Эван из Сан-Диего, вы в эфире.
— Да, привет, — сказал Эван. - Сенатор Дюк, прежде всего я хочу поблагодарить вас, что вы один из немногих членов нашего правительства, кто готов отстоять свои принципы…
Я просто застонала в душе. Звонки, начинающиеся подобным образом, всегда заканчиваются ужасом Библии.
— Боже, спасибо, Эван, — ответил Дюк. — Конечно, это моя данная Богом обязанность — отстаивать незыблемые моральные устои в Конгрессе США.
— М-м-м, да. И мой вопрос, вот что я хочу узнать: по вашему авторитетному мнению, каков лучший метод для наказания слуг сатаны — сжигать на костре или топить в святой воде? Если бы федеральное правительство настаивало ввести обязательную смертную казнь, что выбрали бы вы?
Почему такие люди слушают моё шоу? Вероятно, чтобы собрать цитаты, которые они вырвали из контекста. Ответы, которые я давала на вопросы об оргии вампиров всегда давали о себе знать.
Сенатору хватило такта сделать вид, что вопрос ему неприятен. Он заёрзал на месте и скривил губы.
— Ну, Эван, боюсь, что я не эксперт по наказанию нечестивых, как ты того решил. В эти дни и в моём возрасте, я считаю, что существующая пенитенциарная система охватывает любые преступления, за которые могут быть осуждены прислужники сатаны, и устанавливает справедливые наказания. А если придумают новые преступления, ну, тогда уже решим эту проблему, хорошо?
Именно это делает таких людей как Дюк настолько страшными. Они так строят формулировки, что создают наистраннейшие заявления.
Сенатор Джозеф Дюк, пятьдесят с хвостиком, трудноопределимый образец выходца со среднего запада, как парень с «Американской готики», но на двадцать фунтов тяжелее, сидел на другом конце стола, так далеко от меня, как только возможно, но мог и всё ещё дотягиваться до микрофона. По бокам от сенатора стояли телохранители-«близнецы». Один из них достал оружие и держал на сгибе скрещённых рук. Сенатор отказался находиться со мной в одной комнате без телохранителей. Я поинтересовалась: «серебряные пули?». Конечно.
После огромного количества людей, объявивших, что шоу и моя личность обман, часть тщательно продуманной стратегии ради рейтингов или больная шутка, игра на легковерных поклонниках, несомненная вера Дюка в мою природу почти освежала. Он чуть не отказался придти на шоу вообще — по первоначальному расписанию он должен был появиться на следующей неделе после нападения Кормака. Пришлось отложить.
Я была вынуждена согласиться на телохранителей.
— Следующий гость, пожалуйста. Люси, привет.
— Привет, Китти. Сенатор, я хочу знать, как после всех ваших разговоров о каре язычников и избавления страны от нечестивого влияния неверных (кстати, вы открыто заявили, что туда входят и оборотни), вы можете сидеть в одной комнате с Китти, как ни в чём не бывало?
Я не смогла оценить тон Люси. Возможно, это был сарказм, попытка разозлить сенатора или, возможно, она спрашивала всерьёз.
— Люси, Господь Иисус Христос учил нас не отворачиваться от неверных. Даже самый страшный грешник может быть спасён, если только пустит свет Христа в своё сердце. Я рассматриваю своё присутствие на этом шоу как окончательный шанс обратиться к нечестивцам.
По моему опыту, обращение в оборотня больше смахивает на несчастный случай, чем воздаяние за грехи. И всё же не могла оскорблять его веру или чувства. Он не защищал массовые убийства оборотней, что делало его лучше некоторых. За месяцы моя папка с угрозами расправы сильно потолстела.
— Так, Китти, он обратился к вам? — поинтересовалась Люси.