Друзья молча посмотрели друг на друга, и Глеб кисло улыбнулся.
- Доброе утро!
Бедин рванулся рукой к карману - естественно, денег, ключей и документов не было.
- Да, теперь мы никто, - смачно прокомментировал Филин с каким-то здорадным удовлетворением. - Теперь мы пилигримы, дервиши, странствующие тени на обратной стороне Луны.
- Вылезай из этого драного автобуса! - вспылил Бедин. - Сидит здесь и медитирует на фекалии, пока я несу на себе бремя белого человека! Надо действовать! Надо покарать виновных! Надо всколыхнуть общественное мнение!
Неожиданная мысль заставила Феликса развеселиться и перейти от бессильного буйства к нервическому веселью.
- Ну и поднасрал нам майор Плещеев! - выдавил он, наливаясь свекольным соком натуги, и после этих слов смех ударил из него неудержимым брызгливым фонтаном, лишившим его последних сил. Лицо Филина также исказилось плаксивой гримасой смеха, и он зашелся тонкими визгливыми охами ушибленной бабы.
Смех угомонил обозревателей, а заодно и освежил мозги. Только после этого они заметили отсутствие своей спутницы.
- А где... - в один голос сказали они и стали усиленно вспоминать имя артистки. Вспомнить имя артистки не удалось.
Друзья повесили головы. Их думы блуждали вокруг чего-то смутного, тревожного. Казалось, вот-вот с языка сорвется нечто важное, но каждый раз это нечто откатывало, как граница света и тени.
- Как ты думаешь, это рассвет или закат? - спросил наконец Глеб Филин, чтобы разрушить чары безмолвия, и кивнул на низкий оранжевый зрачок солнца над бетонными стенами.
- Если сейчас начнется день, значит - рассвет, если ночь - закат. Если солнце останется на месте... Не знаю, как на том свете, а на этом солнце всегда поднимается или опускается, - ответил Бедин.
Как бы то ни было, новое состояние было обозревателям вовсе не в тягость. Если после смерти человек чувствует себя так же легко и вольно, значит, мистики не напрасно учили нас презрению к смерти, если же такая легкость возможна при
жизни - мы тем более получаем приятный сюрприз. В результате возникало состояние блаженного равновесия, когда любой исход одинаково желателен, поскольку не имеет значения.
- Сейчас, пока тебя не было, я видел город Киж, - задумчиво произнес Глеб Филин. - Теперь я точно знаю, что он есть.
Бедин ахнул от изумления: слова товарища предвосхитили его собственные.
- И что же ты видел? - сдерживая волнение, спросил он.
- Там было всего так много, но одним мигом, так что нельзя и передать. Это как иероглиф, в котором вместился целый роман, целая жизнь... Это сверкнуло передо мной, как...
- ...Как счастье, - ласково подсказал ему Бедин.
Филин посмотрел на него с удивлением.
- Если бы ты знал, как мне не хотелось возвращаться!
- Мне тоже, - признался наконец Феликс Бедин. - Мне Божий свет стал не мил.
- Так, значит, ты тоже...- Филин положил руки на плечи Бедина и проникновенно заглянул в глаза друга. - Ты тоже вкусил райского блаженства?
- Вкусил и буду вкушать, - ответил Бедин и крепко, до слез поцеловал товарища. - Возврата нам больше нет.
* * *
Обозреватели стояли перед распахнутыми воротами бывшей военной базы Форт-Киж, над которыми грязно розовел выцветший плакат с подмоченной надписью: "Форт-Киж - невидимый щит Родины". Справа от ворот находилась сторожевая будка с выбитыми стеклами, а слева на квадратном щите изображен краснощекий лупоглазый автоматчик, из-за спины которого фейерверком вылетал морковный пучок ядерных ракет. Кирпичные колонны ворот снизу доверху испещрены бесчисленными надписями: "Коля Васин, ДМБ-96", "Здесь был Серый из Тулы", "Дембель неизбежен" и т.п. Первые полустершиеся надписи были датированы шестидесятыми годами, последние относились к прошлому месяцу.
Изнутри Форт-Киж напоминал разрушенную столицу исчезнувшей цивилизации. Казалось, что люди покинули это место не месяц-полтора назад, а в прошлом веке, если не в прошлом тысячелетии. Среди буйствующих зарослей не было никаких следов человеческого пребывания - ни окурка, ни консервной банки, ни газеты. Военные не оставили за собою и обычного ремонтного хлама, или при исходе ими овладела необъяснимая чистоплотность. Среди кустов виднелись только руины башен и бастионов, сложенных из огромных, отбеленных и отшлифованных временем каменных глыб. Некоторые из этих строений поднимались до уровня второго-третьего этажа, где лазурные прорехи неба виднелись сквозь узкие длинные бойницы, но подняться по щербинам и выбоинам полуразобранных стен мог разве что альпинист; другие, напротив, находились ниже уровня земли, и попасть в их темную жуть можно было не иначе, как по выщербленным, стертым под уклон лестницам. Казалось, что здесь, под мощными низкими сводами, исписанными матерными остротами и датами, можно было найти все что угодно - от человеческого остова в заржавленных железах до клубка ядовитых змей на раскрытом ларце с сокровищами.
- Типичные угодья археологов, - заметил Бедин.
- Я что-то об этом читал, - припомнил Филин. - Кажется, на месте военной базы раньше было поместье Евграфа Долотова, до него - пограничная крепость на юго-восточном рубеже Руси, еще раньше - поселение древних хазар и, наконец, колония греков.
- Греков?
- Греков.
Бедин присвистнул.
- Разве греки достигали нашего района?
- Ну, может, один какой-нибудь заплутавший грек.
Бедин грустно вздохнул.
- Честно сказать, эту заметку о древнегреческом поселении на месте базы Форт-Киж сочинил я сам с похмелья.
В который раз с начала путешествия у друзей возникло странное впечатление сна, когда действие следует за воображением и сновидящий мгновенно получает образ того, что заказало желание. Если от случайной похмельной выдумки даже античные греки со своими храмами, кувшинами и колоннами оказались на этой российской земле, значит, для своевольного ума нет вообще никаких ограничений, никаких преград и с ним надо быть поосторожней.
- И что ты там еще понавыдумывал? - не без раздражения спросил товарища Филин. - Здесь, случайно, не водятся саблезубые тигры или каннибалы? А может, на нас набросится динозавр, эдакий тираннозаурус рекс?
Бедин насупился.
- Какой там, к чертовой матери, рекс! Однажды я, правда, написал, что в здешних местах поселился гигантский тигровый питон, которого использовали для охраны помещения одного коммерческого банка. Его якобы забыли покормить кроликами в пятницу вечером, он пролежал голодный целых два дня, а в понедельник задушил уборщицу, проглотил охранника и сбежал в леса.
- Сбежал?
- Ну, уполз. Между прочим, после моей заметки ракетчики несколько дней кряду прочесывали лес в районе Синеяра, а милиция обыскивала проходящие машины на предмет удавов. В конце концов один перевозбужденный спецбоец увидел в лесопосадке какую-то огромную серебристую тушу толщиной с бревно, подполз, метнул ручную гранату и лишил газа весь город. Питон оказался линией газопровода. А я вдоволь поиздевался над идиотизмом милиции в своей заметке "Лохи Несси".
- Надеюсь, местные протославяне уже перешли стадию человеческих жертво-приношений, - хмыкнул Филин.
Солнце между тем все-таки поднялось с места, накалилось до лимонной желтизны и наполнило зябкий воздух мягкими волнами ласкового раннего тепла. Только кое-где, при спуске в затененные сырые ложбины, друзья попадали в подвальный холод прошедшей ночи подобно пловцам, проплывающим над ледяным донным ключом после теплой отмели. Проходя краем оврага, по дну которого пролегала цементная дренажная труба, путешественники увидели внизу островок почернелого, затвердевшего, ноздреватого снежного пенопласта. В то же время в открытых местах солнце жгло сквозь рубаху так, что можно было раздеваться и загорать. Бедину и Филину одновременно очень захотелось есть, вернее, жрать, так хочется утром жрать молодым, здоровым и счастливым людям на свежем воздухе.