- Попадись мне сейчас какой-нибудь людоед, - пробормотал Бедин, неизвестно еще, кто кого.
Миновав кусты, руины и ямы на окраине базы, обозреватели вышли на обширное и ровное поле, по краям которого торчали стальные футбольные ворота без сеток. Отсюда открывался привольный, радостный вид на холм, который показался Филину каким-то подобием кижского Акрополя. На этом холме располагался административный центр воинской части, преобразованный в музей. В середине асфальтированной площади стояло красивое двухэтажное здание с колоннами, портиком и галереей, окруженное приземистыми хозяйственными строениями и заколоченными киосками. Этот дворец издали вовсе не производил впечатления развалюхи. Он сахарно белел на солнце, сиял оцинкованной крышей, и единственная его ненормальность заключалась в том, что все окна первого этажа были наглухо заколочены досками, а во всех окнах второго отсутствовали стекла. Обозреватели остановились, зачарованные этим видением, как бы парящим над непролазными чащобами и, несмотря на мнимую близость, отделенным от них дремучей пропастью оврага.
- Там, наверное, археологи, - предположил Филин.
- У археологов всегда много водки и тушенки, - продолжил его мысль Бедин, он сложил ладони рупором и пустил по-над зарослями зычный зов охочего марала: - Глаша! Глафира! Ау!
- Глафира Николаевна, эгей! - вторил ему Филин, но его несильный крик, скорее, напоминал стенание чересчур воспитанного человека, не смеющего как следует озвереть и заорать даже в пустыне, где его не видит никто, кроме равнодушного, усталого Бога. Пролетев простор перекликающейся стаей голосов, эхо расселось по деревьям, и вскоре до ушей обозревателей донесся какой-то писклявый отзвук.
Друзья переглянулись, Филин жестом успел перекрыть новую серию оглушительных воплей, плотный порыв ветра явственно донес жалобный голос Глафиры:
- Мальчики, я здесь!
Конец фразы захлебнулся каким-то всхлипом, словно женщине заткнули рот.
- Ну вот... - мрачновато заметил Бедин.
Обозреватели перебрались через прозрачный, быстрый, илистый ручеек, на коленях вскарабкались на другую сторону, а затем увидели, что туда же в обход вела вполне удобная асфальтированная дорожка. Первым живым существом, которое встретило их у подножия холма, была крошечная свирепая свинка, бросившаяся на пришельцев с яростью бультерьера, но окороченная стальной цепочкой со строгим колючим ошейником.
- Сторожевая свинья, - сказал Бедин и замахнулся на хмурое животное.
- Милиционер, побывавший во владениях Цирцеи, - нашелся начитанный Филин, еле поспевая за военно-прикладной трусцой товарища. - Сейчас увидим свинообразных археологов, грибников и других без вести пропавших.
- И нажремся до поросячьего визга, - весело оскалился Бедин.
Массивная дубовая дверь с литой бронзовой рукояткой в форме львиной головы с кольцом в зубах, как и следовало ожидать, была заколочена досками крест-накрест. Черная обтерханная кнопочка звонка, разумеется, бездействовала.
- Замок людоеда, - пробормотал Бедин и в сердцах хватил по двери ногой, но больно отбил пятку и нехорошо, долго заругался.
- А вот и сам людоед, - шепотом сообщил товарищу Филин и указал глазами на нечто патлатое, дремучее, безобразное, медленно вылезающее из-под козырька подвального хода.
Перед ними предстало существо, которое могло бы вызвать взрыв хохота, если бы не строгое, сердитое выражение его лица. Заросшее иссиня-черной, седеющей бородой до самых глаз, существо было одето в ужасающе грязные, засаленные и рваные обноски офицерской формы. Из-под полковничьей папахи торчали колтуны, все в репьях и соломинах, китель без пуговиц, но с одним капитанским погоном был подпоясан коричневой промасленной бечевкой и открывал взору темную морщинистую шею, незаметно сливающуюся с тельняшкой, полосы которой едва угадывались сквозь грязь. Одна штанина была залатана кривым куском дерматина, а другая - засучена по колено. Босые ноги косматого офицера, свежей белизною контрастирующие с землистостью шеи, были вдеты в грубые колоды обрезанных солдатских сапог. Даже с расстояния десяти шагов, отделяющего военного от журналистов, от него несло какой-то острой, кислой тухлятиной. В руках мужчина держал старенький, но смазанный и вычищенный до сияния ручной пулемет.
- Так, значит, не сдохли, - задумчиво произнес этот таинственный человек, давно привыкший разговаривать сам с собой, а затем, поставив пулемет к левой ноге, щелкнул каблуками (вернее - бухнул друг о друга колодами сапожищ), четко отдал честь и неожиданно звонким, чистым голосом представился: - Гвардии капитан Свербицкий, исполняющий обязанности коменданта базы Форт-Киж. С кем имею честь?
- Я Бедин, а это Филин, мы независимые обозреватели газеты "Ведомости", честь тоже имеем, - за двоих довольно нагло представился Феликс, сделал шаг по направлению к аборигену с вытянутой рукой, но тот, как вепрь какой, сиганул, вскинул оружие и передернул затвор.
- Не балуй! Руки на стену!
Бедин пожал плечами и неохотно исполнил идиотское приказание. Филин, на которого стальной лязг затвора произвел самое отвратительное впечатление, последовал его примеру.
Возбужденный собственным голосом военный распоясался вовсю.
- Шире ноги, сучье отродье! - Он тыкал стволом в спины обозревателей и лупил их сапожищем по ногам.
- Ну ладно, Денис Давыдов, - сквозь зубы прошипел Феликс Бедин, и Свербицкий, слух которого невероятно обострился в условиях отшельничества, неожиданно уловил его слова.
- Да, - с достоинством сказал он на самое ухо Феликсу. - Денис Давыдов, и Иван Сусанин, и Минин с Пожарским, вместе взятые. А кому поклоняетесь вы, господа хорошие?
- Золотому тельцу и заповедям сионских мудрецов! - огрызнулся Бедин, от злости утративший страх. - Мы шпионы Международного валютного фонда.
- Ваши слова, - угрожающе произнес капитан Свербицкий. - А теперь предъявите документы.
Но едва рука Бедина сделала движение по направлению к карману, военный дико взвизгнул и выпустил из пулемета такую адскую очередь, что обозреватели почти оглохли и обезумели от страха.
- Не сметь мне руки! Разнесу, к чертовой матери!
Он подошел к обозревателям сзади, ощупал их с ног до головы, обшарил карманы и, не найдя ничего, кроме табачных крошек, удовлетворенно произнес:
- Этого следовало ожидать.
Шаркая кирзовыми ботами, он отошел на некоторое расстояние и торжественно, как по бумажке, заговорил:
- Именем Российской республики. Двадцать восьмого мая сего года на территории военной базы Форт-Киж гвардии капитаном Свербицким были задержаны двое неизвестных, которые представились независимыми обозревателями газеты "Ведомости" Филиным и Бединым. Неизвестные не имели при себе никаких документов, удостоверяющих личность, а также допуска для посещения секретных военных объектов и вели себя крайне подозрительно. Во время предварительного опроса один из них, называющий себя Бединым, прямо заявил, что является агентом Международного валютного фонда и проник на территорию базы для сбора секретных разведывательных данных.
- Ну это уж, насчет данных, я не говорил! - нашел в себе дерзость возмутиться Бедин, несмотря на то что после пулеметного огня его сердце до сих пор стояло где-то возле горла.
- А посему! - возвысил голос капитан гвардии. - В соответствии с законами военного времени и приказом номер один исполняющего обязанности коменданта военной базы приказываю: признать неизвестных шпионами вражеского государства и предать военно-полевому суду.
После этих слов Филин напрягся и зажмурился так сильно, что зубы его скрипнули и пот хлынул ручьями. Каждая молекула его тела в ужасе сжалась, ожидая неминуемого взрыва, вулкана, испепеления. Бедин скосил глаза в поисках хоть какого-нибудь места, куда можно было отпрыгнуть, нырнуть, перекувырнуться, но с тоскою понял, что это невозможно и бессмысленно. "Богу, что ли, помолиться?" - отчаянно подумал он и так затосковал, словно уже очутился в тесном, затхлом, темном гробу.