Позднее я собираюсь выбежать на солнце.
Позднее я собираюсь принять солнечную ванну всем телом.
Однако это произойдет только после того, как я поговорю с Ханекавой.
Ханекава даже сегодня одета в школьную форму.
Эта девушка, кажется, не хочет показывать мне свою обычную одежду. Или, может быть, она не хочет, чтобы я увидел ее обычную одежду. Хотя ладно, у меня нет навязчивой идеи по этому поводу.
Ханекава бодро улыбалась.
Это была ее обычная улыбка.
Полагаю, это тоже проблема.
– В чем дело?
Пока я снова баррикадировал эту железную дверь, она произнесла эти слова у меня за спиной крайне веселым голосом.
– Похоже, меня умело заперли в этом хранилище спортинвентаря. Что же мне делать, если Арараги-кун сыграл со мной непристойную шутку?
– Шутку, говоришь…
Эта девушка…
Неужели она думает, что я могу быть таким распутным? Ну, я определенно мог показать себя с такой стороны, но я, несомненно, не являюсь человеком, который любит такие пошлые разговоры.
Я больше похож на джентльмена.
– Да будет свет.
Она включила фонарик и положила его на гимнастического коня. Поскольку у этого фонарика квадратная форма, он никуда не покатился. После этого, Ханекава села на мат. Я сел перед ней.
– Ах. Ты сидишь передо мной, значит, ты пытаешься посмотреть на мои трусики.
– Ты меня совсем не понимаешь, – сказал я Ханекаве, прижимающей снизу подол юбки. Я не мог больше сдерживаться. – Например, если бы передо мной сидела обнаженная девушка, которая попросила бы не смотреть на нее, то я бы не смог отвести от нее взгляд!
– Это было бы в порядке вещей.
– Ух!…
Неужели?!
Давно ли здравый смысл этого мира изменился?
– Эм, Ханекава, ты просто не знаешь, какой я джентльмены.
– Джентльмены – это множественное число [38], – сказала Ханекава. – Хотя, если это правда, то я жду с нетерпением.
– Чего ты ждешь?
– Когда начнется новый семестр, я смогу увидеть нежную сторону Арараги-куна и смотреть на нее так часто, как захочу, верно?
– …
Ну и ну.
Твоя интуиция слишком хороша.
Несмотря на то, что я в своем письме ничего не упоминал о своем решении, и, кроме того, я намеревался скрывать это от нее до самого конца.
Потому что Ханекава остановила бы меня любой ценой.
– Поэтому ты не должен умирать.
– Ханекава…
– Ты не должен умирать, – сказала она.
Хотя вокруг было темно, она смотрела прямо на меня.
– Твои мысли об этом доказывают, что ты убегаешь от самого себя.
– Ты изумительна… – ответил я Ханекаве, а после этого рассказал ей все, о чем думал.
– Ты изумительна. Когда я вижу тебя перед собой, то чувствую себя невероятно ничтожным. Скорее всего, если бы я не встретил тебя, то был бы уже давно мертв. Было достаточно моментов, когда это могло произойти
– Вот поэтому я и говорю тебе, что ты не должен умирать. Слушай, что я говорю.
– Это все моя вина, – сказал я.
Эти слова выглядели, словно исповедь.
– Мои необдуманные поступки привели к такому результату. В тот раз, когда я дал Киссшот свою кровь, я словно не задумывался, что произойдет потом. А ведь это очень легко понять, стоит только чуть-чуть подумать. Пожертвовать кровь вампиру, ну что за идиотизм, но я…
Что она питается людьми.
Что будут еще жертвы.
В конце концов, я и не думал об этом, а когда я все понял, то сбежал. Даже потом, когда я стал вампиром, и у меня было полно проблем, у меня было достаточно времени поразмыслить над этим.
Нет.
Во-первых, я сказал это в самом начале.
Ханекаве в тот день, после церемонии закрытия.
Именно я сказал эти слова.
Если твою кровь выпьют, ты умрешь.
Именно так.
Кровь Палача была выпита.
Он был убит.
Он умер.
Я не понял то, что должен был понять.
– Из-за меня погиб человек.
– Это не твоя вина. Кроме того, для вампира, для Хеартандерблейд-сан это все должно быть очень естественно. Это тоже самое, что для нас питаться коровами и свиньями.
– …
Если я не буду есть, я умру.
Вот что она сказала.
– Но она полагает, что ты являешься моей мобильной едой. Она не считает тебя членом нашей группы.
– Но твой случай был исключением.
Спаситель.
Мы обоюдно спасли друг друга.
Я спас Киссшот.
Она спасла меня.
В таком случае, между нами могли возникнуть взаимоотношения взаимного доверия.
Однако это…
– Это что-то вроде любви к выдающейся корове. Точно, даже если не иметь в виду коров, они часто встречаются: гениальные собаки или гениальные обезьяны.
– Ты говоришь о домашних животных? – перебила меня Ханекава.