Из всех вещиц мужчина взял в руки и поднес к глазам, рассматривая, одну — перстенек.
— С бриллиантом. Недурно, недурно.
— Одна из брошей тоже с бриллиантами, — заметил Олег. — Даже не верится, что все это полвека пролежало в земле…
Мужчина чуть поморщился: упоминание о том, откуда драгоценности, было ему неприятно. Чтобы скорее свернуть свидание, он встал, из ящика мебельной стенки вынул пачку десятитысячерублевок. Подумал, прибавил еще одну — пятитысячными.
— Надеюсь, нигде не засветились? — спросил.
— Нет, но теперь придется писать газетный материал. Они ждать будут.
— Так сделайте. Переведите на польский, пошлите вырезку. Сам знаешь, как делается. Но не сейчас. По холодам, по снегу.
— Да. Я тоже так думал…
Зелье богини Гекаты
— Ну подождите, постойте же! — услышал Платницын над самым ухом запыхавшийся звонкий женский голос, и тут же почувствовал, как чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть.
Непроизвольно он попытался высвободить руку — не тут-то было.
Платницын обернулся, с недоумением посмотрел в скуластое, с раскосыми глазами монголоидное лицо: что нужно от него молодой азиатке?
— Подождите минуту… Халат… — произнесла она, сглотнув слюну.
Ах, вот в чем дело. Он забыл, выходя из больницы, возвратить халат для посетителей, и из-за этого санитарка почти через весь больничный двор бежала за ним.
Платницын стянул с себя белый застиранный халат без пуговиц, отдал ей, и она, не сказав ни слова, пошла обратно к светлеющему среди тополиной листвы трехэтажному корпусу лечебницы.
Он смотрел санитарке вслед — на ее худую нескладную фигуру, перехваченную пояском в талии, на голенастые ноги в тапочках. Внезапное озарение вспыхнуло в его мозгу. Непроизвольно он даже подался к ней, окликнул ее, и когда она остановилась, обернулась, ждала, что он скажет ей, он уже напрочь забыл о ней, мысли его были уже совершенно о другом.
«Лишь бы жива была, а уж найти я ее найду обязательно».
Жажда деятельности охватила его. Он взглянул на часы. Вечер, но не самый конец рабочего времени. Сегодня еще много можно успеть. Особенно если Онищенко на месте. Он заторопился.
Через четверть часа подкатил на такси к Управлению. Открыв массивную парадную дверь, кивнул дежурному, прошел в левое крыло, где размещался отдел «А» — архивный и реабилитации жертв репрессий.
Онищенко был в своем кабинете, а дверь рядом — опечатана сургучной печатью, и в этом Платницын усмотрел добрый для себя знак. Будь молодой начальник архивного отдела на месте, пришлось бы долго объясняться, зачем ему нужно в архив; скорее всего, пришлось бы писать рапорт на имя начальника Управления. А с заместителем, подполковником Онищенко, просто: они старые приятели, проработали вместе без малого сорок лет, понимают друг друга с полуслова, можно обойтись без предисловий. Платницын и начал без долгих вступлений:
— В пятьдесят первом году, летом, я вел дело одной врачихи, Михаил Павлович.
— А фамилия? — спросил Онищенко.
Фамилия, как Платницын ни напрягал память, пока не вспоминалась.
— Монголка. Или бурятка…
— Это без разницы… А статья?
— Пятьдесят восемь — восемь.
— Уже кое-что. У тебя какой отдел был тогда?
— Оперативный.
— Ладно, попробуем найти, — сказал Онищенко, вставая из-за стола.
Пройдя до конца коридора и спустившись по ступеням лестницы вниз, они миновали одну железную дверь, другую и оказались в помещении без окон со стеллажами, на которых плотно, ровными рядами выстроились папки. Папок было так много, что у Платницына при виде их настроение упало: попробуй, не зная фамилии, найти среди этого моря нужную.
У входа письменный стол и стул возле него.
— Посиди пока, — кивнул Онищенко. Сам нырнул в промежуток между стеллажами.
Наступила тишина. Платницын, глядя, как на часах на руке секундная стрелка обегает циферблат, все пытался вспомнить фамилию.
— Поздно ты сегодня пришел, — раздался через несколько минут голос Онищенко. — Ну ничего, не нынче, так завтра найдем…
— Лучше бы сегодня, — отозвался Платницын.
— Ну, как удастся… — Онищенко вышел из-за стеллажей, переместился в другой ряд.
Опять воцарилась тишина. И опять Платницын силился вспомнить фамилию. Мысли, как ни пытался руководить ими, сбивались. Снова и снова память возвращала к сегодняшнему разговору в больнице.